Екаб Петерс

Петерс связался с Вацетисом. До этого они близко друг друга не знали. Во многом были разные люди, в революцию пришли неодинаково: один — еще недавно царский офицер, хладнокровный, сдержанный; другой — давно уже революционер, страстный, неуемный. Понимая, что сейчас переживает Вацетис, Петерс не стал к нему обращаться официально. Назвал просто Иоаким и заговорил по-латышски. Тот охотно ответил:

— Спрашиваешь, как мои дела. Сам можешь догадаться: не очень…

— Я хотел бы тебе помочь, Иоаким…

— А у тебя что-либо есть в наличии? В нашей ситуации одного желания мало.

— Понимаю. Но я действительно мог бы собрать сотрудников ВЧК, отряд Полякова, свеаборжцев…

На другом конце провода было тихо — Вацетис думал. Не торопясь, ответил, что согласен. Подумал и добавил, что должна быть полная гарантия, поэтому люди должны действовать решительно.

Вацетис всеми своими силами продолжал борьбу с эсерами, сжимал железное кольцо. Вот подкатили орудия к бывшему особняку миллионера Морозова, где расположилась «головка» эсеров, их ЦК. Командовал пушками Э. Берзинь. С балкона особняка застрочил пулемет.

— Я их отвлеку! — крикнул оказавшийся здесь Иван Павлуновский и бросился с небольшой группой чекистов направо. Пулемет перенес огонь в сторону бежавших. «Погибнут ребята!» — подумал Берзинь, и придвинул орудия еще ближе к особняку. Ударили шрапнелью и картечью. Один снаряд влетел в окно здания. Посыпались стекла, задрожали стены. Мятежники, потеряв управление, бросили особняк, многие из них устремились на Курский вокзал, полагая удрать из Москвы. Павлуновский действовал смело, но потерял двух бойцов.

Улицу за улицей очищал от мятежников отряд матросов Полякова, в нем было более 100 человек. Чекисты помогли освободить от левых эсеров типографии в Ваганьковском переулке, разоружили на станции Химки отряд моряков, направленный левыми эсерами из Петрограда в Москву на помощь Попову. Мятежники не выдержали и на Чистых Прудах. В безнадежном состоянии они обстреляли из орудий Кремль, здание Совнаркома, но получили сокрушительный отпор и стали разбегаться. Вскоре освободили Дзержинского, Лациса и других чекистов.

К исходу операции было взято и разоружено более 400 мятежников, захвачены орудия и автомобили. Подвойский и Муралов докладывали в Совет народных комиссаров: «Крайне рискованная и тяжелая задача была выполнена с неподражаемой лихостью».

Из хроники тех дней: 7 июля Ленин приезжает на Лубянскую площадь, где собрались латышские стрелки во главе с И. И. Вацетисом, и благодарит их за проведенную операцию по подавлению левоэсеровского мятежа.

На Московском вокзале захвачен Александрович. Он обрил голову, сбрил усы, но разведчики ВЧК его узнали, привели к Петерсу. Предатель то винился, то клял свою судьбу и вдруг разразился истерикой, долго плакал.

Прояснилось и с кованым сундуком, что доставили из отряда Попова. По приказу Петерса привели офицера-сапера. Тот быстро и ловко раскрыл, осторожно приподнял металлическую крышку… И когда увидели, что в самом сундуке, молодые и бывалые чекисты ахнули:

— Вот это бомбища!.. Это же «подарок» для вас, товарищ Петерс! Знали, что мы сундук принесем прежде к вам!..

Поймали и Попова. Когда его привели к Екабу и он увидел сундук на столе — шарахнулся в сторону.

— Не бойтесь, Попов, ваша «секретка», как и вся грязная игра, разоблачена, — сказал Петерс. Попов молчал.

10 июля съезд Советов завершил свою работу, одобрив Брестский мир, позорный, крайне тяжелый, но так нужный Советской власти для передышки.

В правительственном сообщении говорилось: «Ликвидация мятежа была вполне достойна первоначального замысла и всего хода этой постыдной авантюры… Поставя перед собой такую цель, как захват государственной власти, вожди левых эсеров, по-видимому, совершенно не оценивали размеров и значения этой совершенно непосильной для них задачи».

Объективные обстоятельства, настроение народа были против авантюры эсеров. На помощь партии Ленина выступили все, кто понимал, что требуется в данный чрезвычайно ответственный момент для защиты революции и Советской власти. Это и решило исход событий.

Петерс прибыл на заседание Московского Совета, сделал доклад о деятельности ВЧК. Во время его отчета меньшевистские политиканы, входившие в Моссовет, кричали ему: «Охранник!» Он приблизился к трибуне, гневно выпалил, как выстрелил: «Я горжусь быть охранником власти трудящихся!» От волнения закашлялся, а зал ответил сильным всплеском одобрения, громом аплодисментов.

Сказанная Петерсом фраза облетела тогда Россию. Во вражеском же лагере изощрялись: «Вот видите, Советы нуждаются в специальной охране, о каком же народовластии Советов может идти речь!» Подхватили эту мысль и правые эсеры, служившие Колчаку и создавшие «свои» правительства за Уралом, в Сибири. Петерс ответил и им: «Каждый гражданин является охранником своей власти. Диктатура пролетариата — это власть классовая, она защищает рабочих. Вы, правые эсеры, охраняете у Колчака господ против рабов!»