Несомненно, Дашкова была очень деятельной и живой натурой: это проявлялось в ней в течение всей ее жизни. Когда ей недоступна уже была широкая сфера деятельности, она старалась вникать во все подробности той маленькой сферы, которая, в виде родовых поместий, была ей подвластна. “Дашкова, – говорит в одном из писем мисс Вильмот, – помогает плотникам воздвигать стены, собственными руками участвует в прокладывании новых дорог, кормит коров, сочиняет музыкальные пьесы, пишет для печати. Она громко говорит в церкви и поправляет священника, если он невнимателен; она громко толкует в своем маленьком театре и подсказывает актерам, когда они забывают свои роли. Она сама и доктор, и аптекарь, и фельдшер, и кузнец, и обойщик, и судья, и маклер...”
И в то же самое время она ведет обширную переписку с братом, философами и художниками! Невероятная, энциклопедическая деятельность!
Но как ни расположена к Дашковой мисс Вильмот и как ни мягко она сообщает о подробностях ее жизни, все-таки даже в этом благоприятном рассказе сквозят знакомые нам черты крепостных нравов, выше которых княгиня вовсе не была. Она напоминает нам типичных помещичьих вдов, которыми так была богата крепостная Россия и которые, потеряв мужа, очень скоро ориентировались в несложной сфере крепостного хозяйства и часто превосходили мужчин деловитостью и даже суровостью.
Практичность и деловитость Дашковой, указывающие на то, что у нее всякий грош был на счету, сквозят во всех ее действиях. Вот, например, отрывок из письма ее к брату Александру Романовичу в Лондон, – письма, подобных которому, конечно, немало найдется в корреспонденции княгини. “Прошу ко мне прислать, – пишет она, – три дюжины ножей без черенков, но одно железо для того, что железо здесь дурно делают, а аглицкие эти лезвия я приделаю к серебряным моим черенкам...”
Чертами “практичности” знаменитой княгини и эпизодами довольно курьезного свойства из этой области можно было бы наполнить целые десятки страниц.
Глава IV. За границей
Княгиня Дашкова еще девочкой, живя у дяди-канцлера, интересовалась заграницей и грезила о поездке туда. Рассказы многочисленных иностранцев, бывавших в доме Воронцова, о чудесах на их родине, о шумной общественной жизни, памятниках искусства и науки, о формах правления, – все это интриговало живое воображение девушки. Но потом политика вовлекла ее в свой водоворот; заботы семейной жизни, желание вернуть себе прошлое при дворе значение, смерть мужа и хлопоты по имениям, – все это надолго задержало на родине княгиню. Наконец наступила возможность осуществить желание юности – кстати, это теперь было и очень удобно, чтобы дать время изгладиться на родине неблагоприятным воспоминаниям у государыни. Это было удобно и для самолюбия Дашковой: опала, тяготевшая над нею, нередко, вероятно, ставила в двусмысленное положение привыкшую к возвышению над толпой княгиню.