Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале

Дидро написал в целом объективный отзыв о Дашковой, которая в двадцать семь лет не была красива и выглядела почти на сорок: «Печальная жизнь ее отразилась в ее внешнем виде и сильно расстроила здоровье»^[258]

. В «Характеристике княгини Дашковой» Дидро пишет: «Небольшого роста, с открытым и высоким лбом; с полными раздувшимися щеками, с глазами среднего размера, несколько заходивши под лоб, черными бровями и волосами, немного плоским носом, широким ртом, толстыми губами, круглой и прямой шеей, национальной формы, с выпуклой грудью — она далеко не очаровательна; в ее движениях много жизни, но не фации; ее манеры симпатичные. Общее выражение лица производит благоприятное впечатление. Характер ее серьезный, она говорит по-французски свободно; разговор ее сдержанный, речь простая, сильная и убедительная. Сердце ее глубоко поражено несчастиями; и в образе мыслей ее проявляются твердость, высота, смелость и гордость. Я убежден, что она любит справедливость и дорожит своим достоинством»^[259]

.

Этот портрет не был однозначно лестным, и все же Дашкова произвела впечатление на Дидро. Он отметил, что она была живой, смелой и решительной женщиной. Ее прямота, язвительность и эрудиция привлекли его. Серьезная, красноречивая, задумчивая и полная достоинства, она выглядела как «решительный враг личной светской жеманности»^[260]

. Хотя она бегло говорила по-французски, в его глазах она была воплощением русскости, русской женщиной «телом и душой», которая высоко ценила справедливость, идеи которой были благородны и выражены убежденно. Она любила науку и искусство и питала отвращение ко всем формам угнетения: «Она искренно ненавидит деспотизм и все проявления тирании»^[261]

.

Все же англофилия Дашковой не понравилась Дидро и оскорбила его чувство национальной гордости. «Она так любит англичан, что я боюсь за ее пристрастие к этому антимонархическому народу в ущерб моей собственной нации»^[262]. Когда их разговор перешел к политике, Дашкова защищала преимущества конституционной монархии, основанной на английской парламентской системе управления. Как и большинство членов ее семьи, включая братьев Семена и Александра, она придерживалась проанглийских взглядов, а ее восхищение Англией считалось в то время либеральным. Она говорила с Дидро открыто и объективно о существовавшем в России правительстве и, решительно придерживаясь конституционной формы правления, чувствовала, что Россия еще не готова принять ее. Ее критический анализ тогдашней ситуации в России исключал Екатерину, о которой она высказывалась с восхищением, несмотря на многие разочарования. Возможно, ее споры с Дидро повлияли на его решение посетить Россию.

Дидро не мог игнорировать главное противоречие в жизни Дашковой, да и она не могла удовлетворительно обосновать несопоставимость идеалов, которых она искренно придерживалась, и реальности крепостничества. В течение XVIII века положение крепостных в России ухудшилось, а их экономическая эксплуатация привела к полной зависимости от хозяев. Следовательно, было неизбежно, что в один из вечеров вопрос о крепостном праве в России всплывет, и Дидро спросил Дашкову о рабстве крестьян, от которого она зависела экономически. В середине столетия по всему цивилизованному миру в образованных кругах обсуждалось разительное противоречие между просвещенными принципами неотъемлемого достоинства всех людей и мерзостями рабства и крепостничества. Европеизация России привела к конфликту новых идей социальной организации, естественного права, прав человека и равенства с экономической зависимостью России от сельского хозяйства и труда крепостных. «О духе законов» Монтескье и статьи французских философов склоняли русских мыслителей к отмене угнетения во всех его формах. Екатерина в «Наказе» также широко использовала труд Монтескье при анализе природы правления и социальных структур. Хотя она и намекала на возможную отмену крепостного права, но, встретив сопротивление дворянства, отложила свое предложение.