Екатерина II и ее мир: Статьи разных лет

1780 года, за которым последовала кончина Марии Терезии в ноябре того же года, предоставил императрице и ее новым советникам возможность, которую они искали. Еще до конца года ответственным за переговоры с иностранными государствами был поставлен Безбородко. И союз с Австрией был заключен весной

1781 года, как раз когда Панин покинул столицу и ушел в длительный отпуск^{791}. Хотя «Северная система» и союз с Пруссией номинально по-прежнему являлись основой российской политики, Екатерина II добилась от Иосифа II одобрения «греческого проекта» — плана раздела оставшихся турецких владений в Европе между двумя союзниками.

^{792},[283] Первым, и для России самым важным, шагом проекта стала аннексия Крыма и прилегающей территории[284]

.

Поскольку в будущем могла пригодиться морская держава, то императрица начала искать дружбы с Британией, надеясь, что плохое впечатление, оставшееся от вооруженного нейтралитета, сотрется. Чтобы потворствовать британцам, Россия была вынуждена как никогда раньше быть осторожной с американцами.

Как раз в этот момент в Петербурге появился Фрэнсис Дейна. Возлагая надежды на Панина и вооруженный нейтралитет, Континентальный конгресс дал задание посланнику заручиться помощью России в борьбе с Великобританией. Прибыв в августе

1781 года в российскую столицу, Дейна в первом же письме домой писал: «Мне сказали, что граф Панин вскоре вернется ко двору и что из всех министров Ее Величества он благожелательнее расположен к Соединенным Штатам»^{793}. То, что Панин был расположен благожелательно, это правда; но неправда то, что он вскоре должен был вернуться ко двору. В сентябре Панина отстранили от дел и его обязанности распределили между Потемкиным, Безбородко и вице-канцлером Иваном Андреевичем Остерманом, мало значившим как чиновник[285]. Эти трое, и в особенности Потемкин, к цели американцев не питали никакого сочувствия[286]

. Таким образом, Дейна в своем гостиничном номере в Петербурге просидел два года почти в полной изоляции. В какой-то момент он заказал у Джона Адамса в Гааге миниатюру Джорджа Вашингтона. Портрет, посланный русской дипломатической почтой благодаря любезности Д.А. Голицына, был возвращен в Соединенные Провинции со следующим предупреждением: «Поскольку данное лицо неизвестно ни Ее Императорскому Величеству, ни Ее министерству, Ее Величество велит этот портрет вернуть лицу, передавшему его курьеру… Ее Величество изволит, чтобы ни Ваше Сиятельство, ни господин Морков впредь не брали ни для американцев, ни у американцев никаких писем или пакетов для курьерской пересылки; ибо, кроме причин, изложенных в моем письме от 10 мая [наставлявшее посланников не признавать Джона Адамса], не приемлемо доставлять их лицам, о которых министерство Ее Величества не знает ни где они, ни зачем они здесь»^{794}. Императрица прекрасно знала о миссии Дейны, так как ее предупреждали и французский, и британский послы и ей передали от Дейны две подробные записки о взаимной торговле. В результате более примирительной, пробританской политики России Дейна мог иметь дело только с тремя официальными лицами. Максиму Максимовичу Алопеусу, одному из бывших секретарей Панина, был обещан пост американского консула в Петербурге, как только Россия официально признает Соединенные Штаты; он представил Дейну Петру Васильевичу Бакунину[287], другому бывшему секретарю Панина и члену Коллегии иностранных дел; Бакунин, в свою очередь, получил 50 фунтов «для передачи официальных бумаг» вице-канцлеру Остерману^{795}. Но усилия оказались напрасны. Дейне в недвусмысленных выражениях дали понять, что примут его только после того, как Британия признает независимость Америки. И никаких письменных сообщений ему не посылалось, чтобы не обидеть Великобританию^{796}. Миссия Дейны, деликатная, если не ошибочная с самого начала, оказалась одной из самых бесполезных за период Войны за независимость.