Эхо

Он так увлекся музыкой, что не слышал насмешек.

Не слышал, как бегут к нему мальчишки.

А когда услышал, было уже слишком поздно.

На следующее утро, еще до начала первого урока, отец вошел в кабинет директора. С ним рядом хромал Фридрих.

— Посмотрите, что ваши ученики сделали вчера с моим сыном! Губа так распухла, что он почти не может говорить, ссадину на лбу пришлось зашивать, и запястье сломано. Ему несколько недель придется держать руку на перевязи.

Директор откинулся в кресле и сложил руки на животе:

— Господин Шмидт, мальчишки есть мальчишки. Подрались на игровой площадке, обычное дело. Фридриху нужно закаляться. Стычки с другими детьми полезны — как иначе он научится защищать себя? Мы стараемся присматривать, чтобы не было инцидентов, но его физический недостаток…

— Это всего лишь родимое пятно! — Отцовский голос звучал напряженно.

— Как вам будет угодно. Однако этот изьян… Да еще привычка размахивать руками… — Директор наклонил голову к плечу. — Согласитесь, это странно. Подобные странности беспокоят других учеников. Пугают их. — Директор выгнул бровь. — К тому же он говорит, будто ему что-то слышится.

Отец набрал воздух, раздувая щеки, как будто вот-вот лопнет:

— Он слышит музыку! Мальчик представляет, как будто дирижирует оркестром, только и всего! Я с трех лет вожу его на концерты, и он с одного раза запоминает ноты. Кто еще в вашей школе на это способен? Неужели они сами никогда ничего не воображают?

Директор все еще улыбался, однако плотно сжал губы:

— Разумеется, но беда не только в махании руками. Учитель жаловался, что он заканчивает задания по математике намного раньше других и шепчется с соседом по парте.

Отец посмотрел на Фридриха. Фридрих кивнул.

— Что ж, если он заканчивает раньше других, учитель мог бы дать ему дополнительное задание или позволил бы почитать книгу. Тогда он был бы занят и не разговаривал с соседом!

— Видимо, вы не поняли. — Директор повернулся к Фридриху: — Скажи, кто сидит за твоей партой?

Из-за разбитой губы Фридрих с трудом выговорил:

— Гензель.

Директор усмехнулся:

— Господин Шмидт, у него нет соседа. Никто, кроме него, не сидит за его партой. Так кто такой этот Гензель?

Отец знал кто. Фридрих и дома постоянно воображал, что с ним разговаривает — с умным Гензелем из сказки «Гензель и Гретель», который вместе с сестрой спасся от злой колдуньи и выбрался из темного и опасного леса. Гензель был его другом. Фридрих мечтал стать таким же храбрым, как он.

— У мальчика есть воображение! — заорал отец.

— Ваш сын — необычный ребенок. Возможно, он дефективный, — сказал директор.

— В одном вы правы, — сказал отец. — Он — необычный ребенок. Но если вы посмотрите на его оценки, то увидите, что он не дефективный. Впрочем, я пришел не за тем, чтобы спорить. Я пришел сообщить вам, что с этого дня сам буду его обучать. А в конце учебного года вы организуете ему экзамены и найдете учителя, который сможет их провести.

Улыбка сползла с лица директора:

— Это неприемлемо!

Отец стукнул кулаком по директорскому столу:

— Неприемлемо то, что сделали с моим сыном ваши ученики! Я готов обратиться к вашему начальству.

Директор насторожился. Он взял со стола папку и раскрыл:

— Ну, если вы так ставите вопрос… Вижу, его врач — доктор Браун. Я напишу доктору письмо, попрошу направить мальчика на психиатрическое освидетельствование. Подозреваю, с ним еще многое не в порядке, помимо того, о чем мы сейчас говорили. Для таких, как он, имеется специальное учреждение. Дом неблагополучных детей.

— Это лечебница для душевнобольных! — воскликнул отец.

Фридрих крепче прижался к нему. Элизабет рассказывала о таких заведениях, куда запирают сумасшедших и отнимают у них всю одежду, кроме нижнего белья. Неужели его правда могут отправить туда за то, что он дирижирует воображаемым оркестром и понарошку разговаривает с придуманным другом? У него заболела голова.

Голос отца дрожал от гнева:

— Все только потому, что он не такой, как другие? Хватит, с вами невозможно разумно разговаривать!

Он обнял Фридриха за плечи и вывел из кабинета. В коридоре толпились ученики.

Фридрих видел, как на него таращатся, и слышал обрывки фраз.

— Уродец наш уходит из школы… Дурачок… Ему место в зоопарке…

Что с ним теперь будет? Элизабет весь день в школе, отец — на фабрике. Оставят его дома или запрут в лечебницу?

Когда они вышли на крыльцо, Фридрих подергал отца за рукав.

Отец наклонился к нему.

Фридрих прошептал ему на ухо, прикрываясь ладошкой:

— Отец, куда меня отправят, если я такой ужасный, что мне нельзя учиться в школе?

На глазах отца выступили слезы. Он поцеловал Фридриха в лоб:

— Не волнуйся, я все улажу. Пойдем, нужно заглянуть на фабрику… Объяснить, почему я сегодня не вышел на работу.

Фридрих сидел снаружи, пока отец в конторе разговаривал с какими-то начальниками в белых халатах. Он не слышал, что говорит отец, только видел через окно его оживленные жесты и умоляющее выражение лица. Потом отец пожал руки всем по очереди. Один из его собеседников промокнул глаза носовым платком.