Эхо Погибших Империй

«И все-таки он ничуть не нервничает, — подумал Ниллон. — Этот человек (если, конечно, в этом существе есть хоть что-то человеческое) следует определенному плану. Я тоже – своего рода часть этого плана. Даже тогда, когда сиппурийцы арестовали нас на нашей яхте, связали, и увезли на корабле в Хирсал, Хиден и не подумал задействовать свой боевой потенциал — а он им, вне сомнения, обладает!»

Этот циничный и расчетливый манипулятор действует куда более тонко. Хиден не старается пускать мне пыль в глаза, демонстрируя свою мощь — не хочет, чтобы я видел в нем угрозу. Теперь он, изображая страждущего узника, ждет не дождется встречи с кем-нибудь из аклонтистских командиров с целью заморочить тому голову и, возможно, даже переманить на свою сторону. Мне пока очень сложно предсказывать его действия… Что ж, времени полно — буду учиться».

— Вы бы кликнули стражника, — с каким-то усталым безразличием в голосе проронил Ниллон. — Или попробуйте поговорить с тем человеком, который приносит нам еду.

— Я пытался, ты же знаешь, — отмахнулся профессор. — Все без толку.

— Они забрали мои бобы… мое лекарство. Теперь я скоро умру, если ничего не предпринять…

— Я знаю, Ниллон, знаю! — с жаром воскликнул Хиден. — Но чем мне помочь тебе?

— А вы скажите им, что мы являемся противниками аклонтистского режима.

Услышав это, Хиден тут же приподнялся на локтях и сразу насторожился.

— Ты же… не верил мне, — растерянно и вместе с тем заинтересованно произнес старик.

Около недели назад мимо камеры, где были заключены Ниллон и профессор Хиден, провели довольно большое количество человек. Их лиц узники не видели, но по звону цепей и крикам конвойных стало понятно, что в темницу прибыло пополнение, и притом многочисленное.

Из этого всего профессор Хиден сделал вывод, что в Хирсале произошло какое-то волнение, а может быть, даже бунт. Наконец, после мучительных размышлений, сопоставления различных косвенных фактов и исторических предпосылок, он заявил, что аклонтистский режим в Хирсале был свергнут, и теперь городом управляют люди, неподвластные Йораку Бракмосу.

Такой смелый вывод был встречен Ниллоном с превеликим скепсисом — и у них с профессором произошла громкая перепалка по этому вопросу.

Теперь же молодой человек прямо-таки огорошил профессора Хидена своим неожиданным предложением.

— Умение вовремя признать свою неправоту – качество сильной личности, — лукаво улыбнулся Ниллон. — Действуйте, сэр! Карагал зовет! Пока мы прохлаждаемся в этом каземате, аклонтистские тиски сжимают Роа все сильнее и сильнее…

В этот момент в двери их камеры загремели ключи, и к ним вошел маленький неряшливый лохматый человечек, который приносил им еду. В руках он держал поднос с морковной похлебкой и отрубями.

Торопливо поставив скромное кушанье на пол, человек хотел было удалиться, но тут его остановил голос Райджеса Хидена.

— Лу дзумха, — произнес профессор по-сиппурийски. — Ик курма бакхо дзо хун-ди. Шун гвис си вели. Зу квархо бели аклонти. Зу хамо Прант. Си хвер ми джас аллао.

Носильщик оставил их, не произнося ни слова, но Ниллон заметил едва различимый кивок хирсальца и огонек понимания в его темных глазах.

— Что вы ему сказали? — спросил Ниллон.

«Быть может, я напрасно так подозрителен насчет него? В конце концов, прямого зла он мне не делал… Как это не делал?! А Гелла? Гелла! Он разлучил тебя с ней… Брось! Так уж вышло… Вы ведь в одной связке теперь с ним, не валяй дурака! Нет, нет с ним точно что-то не так… Думаю, я никогда не знал профессора Хидена по-настоящему. Параноик! Ты просто измотан плаванием, вот и накручиваешь себя… Как бы не так!»

Все эти лихорадочные мысли все больше тревожили сознание Ниллона, и лучше ему, конечно же, не становилось. Все это заставляло его думал о том, что так недалеко и до настоящего сумасшествия…

— Сказал, что мы им не враги, — ответил профессор Хиден. — И попросил устроить встречу с кем-нибудь из главных. Теперь остается ждать…

И долго ждать не пришлось.

На следующее утро в камеру вошли четверо солдат в серых плащах (ни сиппурийской кобры, ни Чаши Аклонтов на их одеждах не было). Они молча выпроводили Ниллона и профессора Хидена из темницы и куда-то повели. Ниллон же был настолько слаб, что стражникам пришлось поддерживать его под руки. Пребывание в заточении еще больше ухудшило его и без того расшатанное здоровье.

Они шли вверх по крутым лестницам хирсальского дворца, оставляя позади мрачные узкие коридоры с факелами, изъеденные молью гобелены и вычурные старинные канделябры. Все убранство дворца дышало забытым духом древнего хирсальского герцогства. Но мысли Ниллона витали далеко от этого гордого великолепия – в родном, милом сердцу Пранте, далеком Дакниссе и грозном, воинственном Геакроне.

Наконец, они оказались у округлой, окованной железом двери, и воины ввели их внутрь.

В просторном, но скромно отделанном кабинете, за широким деревянным столом сидел темноволосый, коротко стриженый юноша, пожалуй, ровесник Ниллона, широкоплечий, с выразительными, аристократическими чертами бледного лица.