Эхо преступления, или Интервью с Царевной

Кузнецов торжественности не прочувствовал, прыгать от радости и хлопать в ладоши не стал — не в его правилах — тем более, когда речь заходит о делах и уж тем более, когда эту речь заводит журналистка Маргарита Белозерова. Рита мысленно отругала себя за нескромность, но было уже поздно. Разговор не задался. Она путанно объясняла ситуацию и свою к нему причастность, точнее интерес, вернее заинтересованность. Она и сама не могла понять, что хочет от полицейского и чем он может помочь. Позже она поймет, что разговор складывался так, как будто уговаривала и переубеждала полицейского.

Естественно Кузнецов воспринимал информацию так же путанно.

— Зачем тебе все это? — лениво поинтересовался он.

Вопрос прозвучал уместно, но она не могла на него ответить. Естественно промямлила, чем сильно удивила Илью Кирилловича.

— Много вопросов. Я хочу разобраться.

Он сразу же ответил, видимо сильно на него подействовало изумление:

— Обещать не буду. Не знаю, получится ли что-то узнать. Все-таки столько лет прошло.

— А я в вас верю — наглый подхалимаж могла позволить себе только она.

— Я тебя поздравляю. У тебя, Рита, неизлечимая болезнь — аллергия на нераскрытые преступления.

Он готов был прочитать ей лекцию о вреде вмешательства дилетантов и прочих невежд в расследования дел, но не любил сотрясать воздух безрезультатно. А то, что Рита если уж увидела цель и прёт к ней, как локомотив, то ни одно праведное слово не изменит её путь. Поэтому он решил не тратить свою драгоценную энергию. Коротко ответил:

— Я перезвоню.

И сдержал слово. Перезвонил.

— Журналистским удостоверением не свети — не тратя время на объяснения, предупредил Кузнецов. — Ты — студентка. Висяки и прочие птички глухари твоя дипломная работа. Так что завтра к девяти, чтоб была у дверей архива. — Привычку отдавать приказы он пронесет через всю жизнь.

— Так точно — вошла в роль подчиненного Рита. Вспомнила — передавайте привет Владимиру.

Кузнецов все-таки улыбнулся.

— Не смогу лишить тебя такой возможности. Завтра Волков пойдет с тобой в архив. Вот и передай ему, что душа пожелает.

Кузнецов не дожидаясь лишних вопросов и проявления обиды, быстро отключился, но Рита уже возмущалась в трубку:

— Вы мне не доверяете? — услышав гудки, она спросила у себя — зачем мне Волков? Помощник или шпион?

Этот вопрос она могла задать ему при встрече, но при встрече она кинулась ему на шею.

— Владимир, как же я рада тебя видеть — честно призналась Рита.

Архив полицейского участка ничем не отличался от обыкновенного архива. Старое потрепанное временем здание с деревянным крылечком и стальными решетками на окнах. В солнечном свете, пробивавшемся через стекло, летали мелкие соринки, они подхватывали еле уловимый сквозняк и заигрывали с ним. В воздухе витал аромат пыли, бумаги, сырости и старины.

Каждая комната пропитана историей, только в отличие от гражданского архива, здесь почти в каждой истории присутствовал кровавый след.

Пожилая женщина с морщинистым лицом (судя по возрасту, казалось она — свидетельница всех историй), проводила Риту и Володю в маленькое подсобное помещение с таким же маленьким столом и одним стулом. Владимир, естественно предложил Рите присесть, а сам остался стоять, прислонившись к стене (а по-другому и не получилось — комната не позволяла). Женщина принесла увесистую папку и удалилась на свой пост охранять тишину тайн.

Рита открыла папку с делом, и сердце дернулось, перевернулось и попыталось поменять постоянное место жительства — теперь Рита слышала его где-то в ушах. Всему виной напряжение и предчувствие.

Сама не понимая реакцию, она приступила к вычитыванию дела.

— Что мы ищем? — заглядывая внутрь папки, поинтересовался Волков.

— Я не знаю. Пока знакомимся.

— Следователь Горный П.В. Сто лет прошло. Глухарь. Концов уже не найти. — Владимир не мог сидеть в тишине, тем более стоя. Он переминался с ноги на ногу, опирался на стену, потом на стол и, в конце концов, попросился — может, я на улицу выйду.

— Иди, Володя, иди.

Рита никогда не считала себя ранимой девушкой, трепетной барышней и мужественно (насколько это уместно для девушки) принимала испытания, подкидываемые журналистскими буднями. Но сегодня система, точнее организм дал сбой. Читая подробности дела, душа рвалась на части. Сопереживая, она вытирала слезы и старалась пропускать подробности описания жертв и места преступления.

Ей было больно, но она понимала, что сейчас не время отказываться смотреть фактам в глаза.

Рита и сама не знала, что искать. Она и не искала. Просто читала. Вникала. Пыталась вспомнить. Пыталась понять. Результата не было. Никакого просветления. На что она надеялась? Что в деле черными печатными буквами на пожелтевших от времени страницах будет записано имя убийцы? А полиция, то есть милиция тех времен, такая глупая организация не прочитала, хотя сама же написала.