С полной отрешенностью разглядывая склонившиеся над полумертвыми индикаторами «купола» спины дежурной смены, генерал-канонир пытался рассчитать, сколько может весить эйрарбакский гига-танк. Если он в десять раз больше в длину, то? Может в десять раз? Десять миллионов тонн. Или все-таки в сто? Но ведь вес, растет согласно кубу длины. Миллиард тонн? Может ли такое быть? Почему он не проваливает куда-нибудь под слой магмы? Или все же, это не плотное тело – у него внутри пустоты, – и тогда все-таки не миллиард? Что эти, столь примитивные, по уверениям РНК, эйрарбаки изобрели? Анти-гравитационный щит? Требовалось что-то срочно предпринять. Никак нельзя было терять время и ожидать распоряжений сверху.
Возможности «боевой горы» сильно снизились, однако два, из четырех, орудий работали как часы. Командир «Крикливого аиста» распорядился произвести обстрел известного района четырьмя ядерными зарядами. Первый взрыв воздушный – полторы мегатонны – играющий роль завесы. А три снаряда подлетят под ее прикрытием. Каждый приравнен к двум миллионам тонн обычного взрывчатого вещества. Взрывы планировались наземными.
Далекие эйрарбакские спасательные отряды, направленные командованием к останкам «восемьдесят седьмого», могли бы умерить пыл и не слишком торопиться. Но они понятия не имели о каком-то Аускуп-Пупе, кавалере обоих гусениц, борющимся с собственными кошмарами с помощью вверенных Брашской Республикой арсеналов.
76. Шансы
Дили держал брашей на прицеле. Хотелось верить, что в этом имеется какой-то смысл, однако, если бесстрастно тасовать опыт прошлой жизни, особенно ее последнюю, короткую, но весьма примечательную часть, то смысла не имелось. Ручной ракетный метатель, спокойно дремлющий под его ладонями, раскинув трехпальцевую лапу, не стрелял очередями, а перезаряжался вручную; один снаряд, ясное дело, ждал своего апофеоза в трубчатой направляющей, а два других надо пихать в тубус после, когда первый унесется, разжав, по жизни задавленной пружиной, гордые крылья. Весьма вероятно, что автоматически – не вручную – заряжающиеся пушки «Циклопов» успеют обнаружить Дили и перемешать с умерщвленным досрочной зимой кустарником, еще до того, как помощники подадут ему очередную, жаждущую полета ракету. Конечно, «одноглазые» могут и не заметить Дили – не захотят возиться и терять лишнюю секунду, и просто начнут обработку подозрительного сектора. Тогда, если координаты начала сектора, плюс радиус убойной силы осколков, не совпадут с местожительством Дили, он может успеть зарядить и даже снова выстрелить. Беда в том, что вряд ли он второй раз попадет: одновременно с началом секторной обработки, «Циклопы» выстроят перед собой чернильно-дымную стену, а сами начнут маневрировать, выделывая на гусеницах кренделя, которым позавидует мотоцикл. Все же эта беда – вторична. Первая, в том же опыте жизни. Как показали проведенные в последнее время бои, заряд РРМ далеко не всегда, и если откровенно, то редко, способен поразить «Циклоп» нового поколения – что-то и как-то, браши сумели сделать с упругостью брони и потому ручной ракетный метатель внезапно стал оружием древности – вынули из музея и поставили на треногу. Естественно, винить руководство отряда нельзя – никто ведь не ожидал оказаться в гуще танковых боев.
Еще плохо то, что нет у Дили альтернативы. Раз уж браши появились, то сейчас, по праву сильного, и инициатива у них. Отступать Дили некуда, разве что метров на сто, к ребятам, обнявшим атомного «крепыша» будто маму родную и затаившимся, поскольку у них кроме мины, способной, но не готовой сейчас, разнести окрестности, да нескольких иглометов, ничегошеньки более и нет. Так что Дили превосходит их не качеством, а ценой жизни. У него в бюджете – слабая возможность продать эту жизнь, вместе со всеми непрожитыми циклами обвязанную одной подарочной лентой, за небольшую разлапистую дырку в броне. Ему есть, чем гордиться, и есть за что умирать, у неизвестной, застывшей речки.