Козырев вел машину не быстрее сорока и угрюмо молчал. За неполные два часа состояние первичного шока у него сменилось повышенным нервным возбуждением, затем агрессивностью, сменившейся безразличием и вот теперь, наконец, он впал в глубокий транс. Без году неделя за рулем, и уже – ДТП. Не самое лучшее начало водительской карьеры. Не лучше себя чувствовал и Нестеров. Конечно, смерть Антохи не шла ни в какое сравнение с сегодняшним приключением, однако, как ни крути, два ЧП в смене за неполный месяц – это уже полновесное третье ЧП. Однако бригадир вида не показывал, напускал на себя беззаботный вид и всю дорогу пытался развлекать ребят байками, типа «аналогичный случай был в Тамбове». Рассказал он им, в частности, и про то, как в начале девяностых лихой оперативный водитель Леха Стрельников на набережной у Летнего сада расколошматил сразу семь машин. Тогда, догоняя «копейку» объекта, он не заметил, что сразу за горбатым мостиком образовался небольшой заторчик. Леха влетел на мостик и на излете пнул «копейку» в зад. Та по инерции пошла под горку и получилось то, что ученые мужи называют «эффектом домино». Пока из семи разнополых машин вылезали готовые растерзать Леху столь же разнополые водилы, он преспокойненько развернулся и ушел по набережной в обратную сторону. Понятно, что многочисленные свидетельские показания никакого результата не дали – в официальной гаишной базе белая «шестерка» с такими государственными номерами почему-то не значилась. Кстати, уже через пару минут к месту этой аварии прибыл сам Александр Глебович со своими «Шестистами секундами», однако Стрельникова он уже не застал.
Эта и другие истории смену не развеселили. Козырев все также хмурился и молчал, а на душе у Полины вообще творилось черт знает что. Другое дело – Лямин. Ему не терпелось рассказать своим о проведенной им потрясающей оперативной разработке. Поэтому, когда Нестеров завел новую историю, Ваня все-таки не сдержался и перебил бригадира. Понимая, что сейчас наступит его звездный час, Лямин с плохо скрываемым довольством самим собой важно сказал:
– Я знаю, как мы можем выйти на Ташкента!
Из сбивчивого рассказа Лямки Нестеров все-таки сумел понять, что эта случайная зацепка, похоже, действительно может иметь весьма и весьма интересную перспективу. Главное, чтобы не вышло так, что к Питеру имеют притяжение не один, а сразу несколько человек с погонялом Ташкент.
– Значит, говоришь, он приехал на мост вместе с другом на светлом «Ниссане»? А цвет, контейнера тачки запомнил?
Лямин замялся, записать номера машины, на которой уехал человек, знающий про Ташкента, он попросту не догадался. Его выручил Паша:
– Я видел эту тачку. Серебристый «Ниссан-Премьера», номера у меня в блокноте записаны.
– Это хорошо, – похвалил Нестеров. – Вот только может статься, что это как раз таки машина друга, а не интересующего нас «мужика в джинсовой куртке, коренастого, метр семьдесят…» Ч-черт, как же я-то его проглядел?… Тогда остается надеяться только на снимок. Может, кто-то из наших или гласников его и опознает. Значит так, Лямка, сейчас приезжаем в контору, пленку бегом на проявку, попросишь дежурного, чтобы сделали вне очереди, мол, для разбора ДТП нужно. Когда получишь снимки, аккуратненько смотайся к аналитикам, у них там сканер есть, и сделай пару копий. Спросят зачем, опять же отвечай, что для проверки по ДТП. Но лучше, чтобы вообще никто не видел, ясно?…
Полина прислушивалась к их разговору и в ее голове в эту минуту стучало: «…Не надо, ну, пожалуйста, не делайте этого… Не надо никаких опознаний, не надо никаких пробивок… Это Женя, это Камыш, и я сама, сама поговорю с ним… Поймите, он здесь ни при чем… Он не такой, я знаю, поверьте мне… А если вы начнете работать за ним, вы просто все испортите… Потому что уже и так все, что можно, сегодня было испорчено…» Естественно, ничего из этого вслух она не произнесла. А когда Полина подумала о предстоящей вечерней встрече с Камышом, ее охватила такая тоска, чувство такой безысходности, что слезы непроизвольно хлынули из глаз.
– Что с тобой, Полинушка? – обернулся к ней Нестеров.
И столько неподдельной тревоги было в его голосе, что она разрыдалась пуще прежнего.
– Голова, у меня очень сильно болит голова, – всхлипывая, ответила Ольховская (она, и правда, чувствовала себя нехорошо).
– Полин, ты при ударе головой не стукнулась? Вдруг у тебя сотрясение? – это уже подключился встревоженный Козырев.
«Я уже давно головой стукнулась, как только родилась – так сразу же и стукнулась», – подумала Полина, продолжая реветь.
– Короче, Паша, слушай сюда, – распорядился Нестеров. – Сейчас приезжаем в контору, ты загоняешь машину во двор, берешь Полину и на нашей «лягушке» отвозишь ее домой. Мы с Иваном за вас сдадимся. Потом поезжай к себе, немного отдохни и к пяти возвращайся в контору – будем сочинять объяснительную. На это время я тебя у Нечаева отмажу… Вопросы?… Вопросов нет.