Эксгибиционист. Германский роман

В сентябре 1991 года случился во дворце Альфреда такой критический вечер, когда все три сиамки закрылись в своих комнатах. Мы с Альфредом налакались антикварных вин по самые глаза, и тут он заявил, что приглашает нас в город тусоваться. Элли предложила вызвать такси, но Альфреду, как говорится, «вожжа под хвост попала», он заупрямился (порой он бывал чудовищно упрям и капризен) и настаивал, что поведет сам. Все наши указания на то, что он пьян в хлам, не действовали. Прежде я никогда не видел его за рулем. Его всегда возили либо сиамки, либо собранный водитель, называвший его excellence. В гараже стояли несколько автомобилей, но Альфред вывел из гаража самое громоздкое, самое необъятное средство передвижения – посольский лимузин, длинный, как история Европы. Мы с Элли были так беспечны и слабовольны, так невменяемы (я же говорю: древнее вино действует как лизергиновая кислота), что послушно упали в ворсистые объятия лимузинных диванов. Внутри это чудовище напоминало космический корабль: множество светящихся экранчиков, кнопок, рычажков. Чувствовалось, что Альфреду всё это ни о чем не говорит, поэтому он стал тыкать пальцем наугад, не забывая при этом величественно хмурить брови. И мы помчались. Слово «помчались» здесь не вполне подходит. Мы то подпрыгивали, то скакали, то резко останавливались. Возникало ощущение, что мы в некоем аттракционе, что-то среднее между детским картингом и американскими горками. С ужасом, с хохотом я осознал, что Альфред не просто совершенно пьян, но, возможно, он первый раз в жизни сидит за рулем.

Вместо того чтобы в панике ломануться из лимузина, мы только глупо хихикали. Так мы допрыгали, доскакали, довращались до первого бара, который встретился нам на пути на сухощавой суицидальной улице Боннерштрассе. Там Альфред заявил, что нам непременно нужно принять по стопочке – мы сделали это и поскакали дальше, хохоча пуще прежнего. Альфред уже предвкушал, как мы будем отрываться в клубе: то ли в «Тимпе», то ли в «Рио». Но до клуба мы не добрались. Бармен, наливавший нам алкоголь, видимо, приметил, какие мы славные, и позвонил куда следует. Очень скоро за нами мчалась целая кавалькада полицейских машин. Альфред сделал попытку улизнуть от них (воображая себя, должно быть, в эпизоде приключенческого фильма: троица отважных гангстеров скрывается от погони), но они быстро зажали нас в каком-то грязном тупике. Копы, вооруженные короткоствольными автоматами, окружили наш лимузин.

В лицо каждого из нас смотрело по два дула сквозь стекла автомобиля (должно быть, пуленепробиваемые, но мы имели смутное представление о том, действительно ли они пуленепробиваемы). Нам приказали выйти из машины. Но мы не сделали этого, потому что Альфред не собирался сдаваться. Гордо вскинув голову и блеснув очками в сторону суровых автоматчиков, он произнес: «Ich bin der Sсhweizer Botsсhafter!» Это прозвучало почти столь же шепеляво и значительно, как слова героини из фильма Гринуэя The Pillow Book (тогда этот фильм еще не появился). Я полюбил эту девушку-модель, длинноногую дочь японского каллиграфа, услышав, как она произносит в фильме слова: «I have my reasons». В этот момент она принимает ванну вместе с Айвеном Макгрегором и в ответ на его вопрос, почему она рисует иероглифы на коже людей, она произносит эту фразу: шепеляво, величественно, мистериозно.

Надо отдать должное кельнским копам: они действовали четко и профессионально. Быстро оценив ситуацию, они осознали, что внутреннее пространство лимузина является территорией иностранного государства, а пьяная персона за рулем обладает дипломатической неприкосновенностью. Перегруппировавшись, нырнули в свои зеленые автомобили и тут же (с помощью этих автомобилей) выстроили своего рода каре вокруг нашего лимузина. Плотно окружив нас, они таким образом эскортировали лимузин вместе с его обитателями (то есть нами) обратно в резиденцию посла.

Наверное, это было удивительное зрелище. Мы двигались по улицам Кельна чрезвычайно медленно, как похоронная процессия, образуя построение, напоминающее староримскую «свинью». Альфред всю дорогу бешено ругался: он называл копов фашистами, нациками, тоталитарным отродьем. Впрочем, привожу самые мягкие выражения из щедрого потока немецких, английских, русских и сербских ругательств, которые изливались из его рта. Он угрожал им, что, когда мы прибудем в резиденцию, он перестреляет их всех. Кажется, он собирался воплотить в жизнь свою угрозу. Войдя в свой дом раскачивающимся и хрупким шагом, он тут же снова появился на крыльце с огромным, чрезвычайно длинным антикварным ружьем в руках. К счастью, копы к тому моменту аккуратно смылись. Альфред еще некоторое время бродил по саду с ружьем, выкрикивая ругательства. Он был совершенно безумен в тот миг. Мы подумали, что он может даже прихлопнуть нас или перестрелять павлинов в птичнике, но это уже был наш пьяный бред. Мы слишком устали и поэтому так и не смогли испугаться. Вместо этого пошли спать в наш благоухающий цветами полуподвал.