Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях

Мисс Престон была твердо убеждена, что богатые так же обездолены, как и бедные, и лелеяла эту убежденность в душе, чтобы как-то смирить неприязнь к некоторым своим воспитанницам. Она ведь занималась благим делом, чуть ли не благотворительностью. И если иногда среди тех, кого она облагодетельствовала, попадались дочки миллионеров, — что ж, значит, они нуждались в ее заботах не меньше, чем прочие. Ведь очень многих из этих юных существ отдавали на попечение бездушных нянь и гувернанток! А сколько девочек попадало сюда из разрушенных семей! А сколь многие из них в пору кризиса личности, всегда сопровождающего переход от детства к юности, хватались за свое богатство, словно за спасательный круг, с помощью которого надеялись уберечься от самих себя. Когда она мысленно приводила себе все эти доводы, она понимала, сколь отчаянно нуждаются девочки в заботах Мэзерской школы и в ее личной опеке. Ей нравилось работать с юными созданиями, она их любила и считала долгом работать даже с теми, кого терпеть не могла. Кстати, в этом случае ее могло ожидать еще большее удовольствие, если ей удавалось хоть немного привить им человечности, дать им образование и сделать из них совестливых и сострадательных молодых леди.

Мисс Престон предавалась этим размышлениям за письменным столом у себя в комнате, расположенной в главном здании школы. Перед ней лежал конспект, который она набросала после звонка мистера Джеггерса. На кофейном столике в гостиной стояли чашки, блюдца и блюдо с печеньем. Жаклин принесла полный чайник какао, поставила его на поднос около двух чашек и сообщила мисс Престон, что все готово.

— Спасибо, Жаклин, — сказала мисс Престон.

Итак, все готово. Это был куда более целесообразный ритуал, чем обильный ужин, предоставляемый осужденному перед казнью. Какао с печеньем для дочерей недужных родителей было знаком симпатии, мягким намеком на то, что жизнь продолжается, а для нее самой — вовсе не случайным поводом поговорить по душам даже с самыми трудными воспитанницами. Мередит Хаусмен была как раз из самых трудных. Поэтому мисс Престон очень обрадовалась — конечно, не тому, что мачеха Мередит умерла, но что ей, мисс Престон, предстоит сообщить Мередит эту печальную весть. И тем самым, может быть, проникнуть к ней в душу, увидеть, как она оттаивает, и помочь ей. В том, что Мередит нуждалась в помощи, мисс Престон не сомневалась и даже считала, что ее инстинктивная антипатия к девочке была несомненным тому доказательством. Такая замкнутая, такая холодная, такая чужая! Просто невероятно — в тринадцать-то лет! И такая безвкусная! Красить губы и глаза в тринадцать лет — разве это не безвкусица?

В дверь постучали. Мисс Престон глубоко вздохнула и пошла открыть Мерри дверь.

— Входи, Мередит, — сказала она. Она всегда называла девочек полными именами.

— Спасибо, — сказала Мерри.

— Садись, пожалуйста, — предложила мисс Престон. Мерри присела на кушетку, на которую указывала простертая рука директрисы. Мисс Престон села рядом. Девочка смотрела на нее, но ее глаза ничего не выражали — даже любопытства. Самое большее — вежливое внимание.

— Боюсь, у меня плохие новости для тебя, моя дорогая, — начала мисс Престон.

— Да? — отозвалась она, все еще не выказывая никаких чувств — даже глазом не моргнула, даже уголки губ не дрогнули, даже лоб не наморщился.

— Твоя мачеха умерла, — сказала директриса.

И не шелохнулась. Ничего, кроме удивленного «Да?» с приятной модуляцией голоса. А потом: «Как?»

— Увы, она утонула.

— Странно.

— Странно? Почему?

— Она и плавать-то не очень умела. То есть, я хочу сказать, она не любила плавать. А что с ней случилось, она упала с лодки?

— Нет. По-видимому, она пошла купаться, и у нее свело ногу или что-то еще случилось. Трудно сказать. Она же купалась одна.

— Она пошла купаться одна?

— По-видимому.

— Невероятно.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. Только то, что это кажется невероятным, — сказала Мерри.

— Да? — мисс Престон вопросительно посмотрела на Мерри, но та молчала. — Не хочешь ли чашку какао?

— Нет, благодарю вас. Врач сказал, что мне надо есть меньше сладкого.

— Я не сомневаюсь, он бы не возражал в такой момент…

— В какой момент? Она же меня не любила. И вряд ли я ее любила. Не настолько, чтобы пить за нее чашку какао. Я не хочу какао и вообще ни в чем не нуждаюсь. То есть, конечно, спасибо, что предложили…

— Не стоит, — сказала мисс Престон.

— Вы хотели еще о чем-то со мной поговорить? — спросила Мерри, некоторое время молчаливо разглядывавшая пустые чашки, блюдца и блюдо с печеньем.

— Нет, — сказала мисс Престон. — Ты можешь идти.

— Спасибо, мисс Престон.

Мисс Престон кивнула Мерри. Невероятно. Непостижимо. Никто из девочек раньше никогда не отказывался от какао. Она встряхнула головой, озадаченная и обиженная, и налила себе чашку.

* * *