Эксклюзивный грех

– Так, может, эту девушку убили ? Из окна столкнули? – сказала Надя, переключая Димино внимание на себя. (“Эх, мне бы фигурку, как у той официантки!.. Нет, нет! Больше никаких взбитых сливок!..”) – Девушку столкнули? – высокомерно протянул Дима. – Если так, это установило бы следствие. – И продолжил назидательно:

– Современная криминалистика может по положению тела установить: выбросился человек из окна – или случайно выпал. Или его кто-то столкнул.

– Так то современная криминалистика, – упорствовала Надя. – А тогда, может, не умели?

– И тогда умели, – безапелляционно сказал Дима и снова погрузился в чтение.

Наде ничего не оставалось, как вернуться к тетрадке из семьдесят шестого года.

Спустя пару минут Полуянов присвистнул.

– Что такое? – встрепенулась Надя.

– Вот, послушай. – Дима зачитал:

– “Двадцатое января семьдесят восьмого. Сегодня ко мне на прием явились трое моих студентов, третьекурсники с мехмата.

Я их неплохо знаю – это Ш., К, и Ж. Они не разлей вода, их еще “тремя мушкетерами” называют. Вместе учатся, вместе живут, вместе в стройотрядах и в СТЭМе…"

– А что такое СТЭМ? – спросила Надя.

– Студенческий театр эстрадных миниатюр, – пояснил Дима. – Что-то вроде КВНа. Не перебивай.

– Хорошо, – смиренно сказала Надя.

– “…Так вот, одного из них, Ш., изрядно, как говорят в простонародье, избили. Носовое кровотечение, рассечена бровь, гематома на щеке слева. Пальцевые следы на шее. Мы с Раечкой оказали ему первую помощь. Я сказала, что вызываю перевозку и отправляю Ш. в стационар. Он взмолился: нет, пожалуйста, не надо! Завтра экзамен! Последний!.. Спрашиваю: кто избил? За что? Ш. супится. Отвечает: избил неизвестный на улице, почему – не знаю. По лицу его вижу: врет. Выглядываю в коридор, там К. и Ж. ждут, как верные оруженосцы. Выпроваживаю из кабинета избитого, вызываю К. Допрашиваем его вместе с Раечкой, что называется, с пристрастием. Тот наконец признается, как дело было. Выгоняю его, завожу в кабинет Ж. – тот подтверждает слова К. Снова наседаем на Ш. – тот тоже говорит всю правду… В то же время все трое, включая избитого, умоляют меня: не отправлять Ш. в больницу и не давать делу хода. Чего, мол, не бывает… Ничего им не обещаю. Впрочем, отпускаю Ш. домой, то есть в общагу, и предписываю ему постельный режим. Категорически рекомендую лежать, не вставая, ничего не читать, ни к какому экзамену не готовиться. Завтра тихонечко идти сдавать. Говорю: что успел выучить, то и выучил. И никакого алкоголя после сдачи!..” – Дима закончил чтение и резюмировал:

– Вот такая кровавая драма.

– Мало ли драк в общагах бывает, – пожала плечами Надя.

– Много, – охотно согласился Дима. – Но вот смотри: здесь есть позднейшая приписка. Сделана маминой рукой. – И он протянул тетрадку через стол.

Надя глянула: другими, красными, чернилами был обведен инициал студента “К.”, красная линия от инициала тянулась к полям, а рядом написано: “Тот самый?"

– “Тот самый”… – вслух повторила она. – Кто – “тот самый”?

– А я знаю? – хмыкнул Дима. – Что за манера: не писать настоящие фамилии. Даже в дневнике. Подумаешь: врачебная тайна! Клятва Гиппократа!.. Кстати, посмотри – там есть еще одна приписка.

Действительно: поперек тетради, на полях, было что-то написано малоразборчивым почерком – чрезвычайно меленькими, совсем крошечными буковками. Запись явно относилась к истории с дракой: о сем свидетельствовала стрелка, ведущая к данной записи. Надя повернула тетрадь на девяносто градусов, напрягла глаза и с трудом разобрала: “История получила неожиданное продолжение. Долгое время я была не уверена, правильно ли я поступила. Теперь перечитала свою запись и снова уверилась: абсолютно правильно”.

– Какое “продолжение”? – вслух размыслила Надя. – Что такого сделала Евгения Станиславовна? Правильного или не правильного?

– Тайна. Страшная тайна общежитского подвала, – пожал плечами Дима вроде усмешливо – однако Надя видела, что он не может скрыть разочарования. – Но, – резко сменил он тему, – что-то мы здесь засиделись. Я уже снова есть захотел… Девушка! – крикнул он возникшей вдали официантке.

Когда та, покорно улыбаясь, подошла, скомандовал:

– Еще два кофе и две порции взбитых сливок.

– Нет! – горячо воскликнула Надя. – Сливки – одни!

* * *

Дима покончил со сливками (с видимым удовольствием, обжора!) и попросил официантку принести счет. Глянул на часы:

– Ого! Уже половина седьмого!.. Значит, слушай, Надюха, мою команду. Сейчас разбежимся. Я потащусь домой, то есть в гостиницу, поработаю дальше над мамиными дневниками…

– А я? – обиженно сказала она.

– А ты, извини, поработаешь над моим кошельком. Не ходить же тебе в одних и тех же, пардон, трусах? Мы, похоже, в Питере надолго застряли.

Надя начала хмуриться. Полуянов сделал отстраняющий жест.

– И свитерок себе купи. Не будешь же ты в одном, – снисходительный кивок в район ее груди, – вечно щеголять!

– Но…я…

– Отставить разговорчики. На завтра у нас большие планы. А ты – в несвежем свитере. Что люди подумают?!