Экспансия – I

– Именно... Вот почему меня прежде всего интересует Аргентина... Но об этом позже... Самое главное заключается в том, что один мой друг сумел отправить на это совещание в Страсбурге своего человека... нашего верного товарища... И запись бесед, которую он сделал, ушла в государственный департамент... Об этом отчего-то вспомнили лишь в конце прошлого года, доктор... Но до сих пор никто не хочет всерьез заняться тем, чтобы выяснить: какие же фирмы в мире стали ныне тайными филиалами НСДАП? Кто из них отчисляет деньги тем руководящим нацистам, которые скрылись? Каким образом строится их работа сегодня? Вы помните, я спрашивал вас, как может быт налажена инфильтрация нацизма в демократическое общество? Теперь вы понимаете, что мой интерес не носит характер абстрактный, дядя бесится с жира, ему скучно, вот он и пустился в рискованное предприятие, желая пощекотать нервы... Я долго ждал, доктор, пока мои друзья дома начнут трясти нацистов, но ведь Круппа освободили от суда... Но ведь Стиннеса освобождают от суда... А ведь именно он отправляет посылки в тюрьму заместителю Гейдриха доктору Висту, который сделал из Дании концлагерь... Но ведь отказались выдать Будапешту доктора Бехера, который сжег полмиллиона венгерских евреев... Но ведь молчат о нацистских активах в Нью-Йорке, о том, что и у меня на родине могут работать филиалы нацистских фирм, созданных на деньги НСДАП после того, как об этом договорились в Страсбурге... Зато очень громко заговорили о том, о чем говорили все эти Бисты и Бехеры во времена Гитлера – о кознях Эйслеров и Брехтов... А это чревато только одним, доктор... Это чревато новой дракой... Вы немец, вы знаете, что это такое, поэтому я решил поставить на вас... И еще потому, что вы хорошо рисуете... Я вижу в вашей живописи второй смысл... И потому еще, что вас слишком явно подставлял Мюллер в деле с Рубенау и Фрайтаг... Ну и, наконец, потому, что вы не полезли во внутренний карман моего пиджака, когда я растекся пьяным блином на этой скамейке...

Штирлиц снова похлопал себя по карманам; Роумэн достал пачку сигарет, положил на скамейку и подтолкнул их пальцем.

– Спасибо, – сказал Штирлиц. – Только вы ничего не сказали о том, как быть с ИТТ и Кемпом... Они – сильные люди, и у них есть какой-то интерес ко мне, зря они не благодетельствуют. Меня взяли туда по вашей просьбе?

– И по моей тоже... Но, вы правы, Кемп ведет свою партию, он служит мостом между нацистами в Европе и нацистами в Латинской Америке...

– Как я могу исчезнуть отсюда? Почему вы думаете, что я приживусь в Буэнос-Айресе?

– Потому что территория Аргентины во много раз больше здешней. Потому что там вы начнете все сначала. Потому что туда вы приедете без хвоста...

– У вас готова для меня легенда?

– Нет. Ею мы займемся вместе. Вы сделаете все, чтобы подойти к Людовиго Фрейде... Он живет в Буэнос-Айресе... Именно он был тем человеком, кто получал деньги нацистов и обращал их на приобретение земель, фирм и банков в Аргентине. Именно он стал ныне казначеем НСДАП. Именно он есть ключевая фигура в той работе, которой вам придется там заняться...

– Если меня не шлепнут, чего можно ждать в будущем?

– Чего хотите.

– Это не ответ.

– Я спрашиваю: чего вы хотите?

– Чистого паспорта и свободы передвижения без постоянной слежки.

– Второго не обещаю, первое – гарантирую.

– В качестве кого я поеду в Аргентину?

– Я же сказал, об этом будем думать вместе.

– Как зовут того человека, который отправил в Страсбург вашего друга?

– Не комментируется.

– Но его звали не Грегори Спарк?

Роумэн быстро глянул на Штирлица:

– А если и так, то – что?

– Ничего... Просто вы мне дали голую информацию, а в таком деле важна любая подробность, любое имя, слово, цифра...

– Этим человеком был я, доктор. Ясно? Я держу в руках нити, но все они оборваны... Вам не приходилось заниматься у Шелленберга Латинской Америкой?

– Нет.

– Вы там никогда не жили?

– Нет.

– Но какие-то имена из агентуры или сотрудников СД вам могли попадаться, пока вы работали у Шелленберга?

– Вряд ли... Хотя я не исключаю такой возможности...

– Фамилия Зандштете вам говорит что-либо?

– Что-то слышал.

– Что именно?

– Сейчас не помню.

– А две буквы – ФА?

– Что это? – лениво поинтересовался Штирлиц.