Экспансия — II

— Вам приятно называть жену именно миссис Роумэн? — спросил Штирлиц. — Или — так надо?

— Не знаю... Она как спасательный круг в шторме... Мне приятно сознавать, что она и я — одно целое. А вообще не суйте свой нос не в свое дело. Спрашиваю — отвечайте. И все. Ясно?

— Я теперь стал сильный. Пол, выздоровел. Врежу в ухо — только пятки засверкают.

— Это как? — усмехнулся Роумэн.

— Очень просто. Опрокинетесь на спину, а каблуки ваших туфель, скрывающие розовые пятки, на какой-то миг окажутся у меня перед глазами; когда противник повержен — в глазах высверкивает от радости. Ответ понятен, нет?

— Вполне. Но ваше смешное выражение напоминает перевод поговорки. Чьей только?

— Как это чьей? — удивился Штирлиц. — Конечно, русской... Ладно, давайте дальше про Пепе и миссис Роумэн...

— Черт с вами, называйте мою жену Крис... Мне вообще-то неприятно, когда ее так называет кто бы то ни было, кроме меня.

— Разъяснением удовлетворен, — улыбнулся Штирлиц.

— Так вот, доктор, у меня создалось впечатление, что этот самый Пепе прилетел из Штатов... У него есть акцент, едва угадываемый акцент, но я убежден, что это отнюдь не ваш немецкий. И не испанский.

— Итальянский?

— К этому я и веду.

— Мафия?

— А почему бы и нет?

— Ваши службы используют мафию?

— Нет, — ответил Роумэн; задумавшись на мгновение, поправил себя: — Скажем лучше так, что мне это неизвестно.

— Шелленберг считал, что ваши люди из ОСС контактировали с мафией в Сицилии... В сорок третьем... Нет?

— Этого не может быть. У нас была информация, что ряд мафиози был завязан на Муссолини... Мы бы не стали иметь с ними дело, это против правил.

Штирлиц внимательно посмотрел на Роумэна, потом рассмеялся:

— Вы мучительно боретесь с самим собой: верить мне или нет. Пол. Вы ответили, как дилетант... По поводу «правил»... Что, использование Гаузнера — это по правилам? Или этого самого таинственного генерала Верена. Ладно, у вас будет время еще и еще раз подумать о моих словах... Лицо Пепе никогда и нигде вам не встречалось? Убеждены?

— Убежден.

— Крис описывала вам того мерзавца, который с ней работал в его присутствии?

— Садист...

— Они все садисты... Они считали себя рыцарями национал-социализма, которым надо переступать через самих себя, через сентиментальность и сострадание во имя третьего рейха... Это был очень сложный комплекс. Пол. Они плакали над больным котенком, которого замечали в развалинах после бомбежек, и спокойно наблюдали за тем, как на снегу замерзал лауреат Нобелевской премии фон Осецки; ведь он посмел выступить вместе с Тельманом против наци, чего ж его жалеть, сорняк, необходимо выполоть. Жестоко, конечно, но ведь это делается во имя здоровья нации... Вот такая штука. Пол...

— Она не могла мне описать его, доктор... Я не смел просить ее, вы, надеюсь, понимаете состояние женщины...

— Я понимаю... Можете достать фотографии людей из центрального штаба гестапо?

— Думаю — да.

— Это замечательно. Можете достать фотографии людей НСДАП, работавших в Австрии до аншлюса?

— Их же были сотни тысяч...

— Значительно меньше. Меня интересуют люди гестапо и СС, типа Скорцени и его группы, Кальтенбруннера и его окружения, Эйхмана и его приближенных... Кальтенбруннера повесили, Эйхман скрылся, Скорцени получает на завтрак поредж со сливками в вашем лагере, судом не пахнет... Австрийские наци были совершенно особыми, они были вхожи в рейхсканцелярию, фюрер был неравнодушен к австрийцам, как-никак своя кровь...

— Вы хотите, чтобы я показал Кристе все фотографии и попросил ее опознать того мерзавца?

— Да. А если вы сможете найти какие-то материалы по поводу мафии... Если информация Шелленберга не была липой, если Донован или Даллес действительно пытались использовать синдикат27 в своих целях, — в общем-то, не сердитесь. Пол, это по правилам, по их

правилам, — тогда мы сможем выйти на Пепе.

— Но если это случится, хотя, ясное дело, все это чертовски трудно, тогда, значит, существует государство в государстве, доктор... Вы хотите в этом убедиться?

— Лучше бы этого не было. Пол.

— Я тоже так считаю.

— Может, тогда и не искать?

— Не провоцируйте меня. Сверкнут ваши ноги.

— Пятки, — поправил Штирлиц. — Если уж цитируете, то делайте это грамотно...

— Сидят два человека разных национальностей на берегу мутной реки и говорят об ужасах... Ваша настоящая фамилия, доктор, как звучит?

— Красиво.

— Я хочу конкретики...

— Перестаньте, Пол... Вы прекрасно обо всем догадывались, только поэтому и решились поверить мне... В определенной, понятно, мере... Во время войны был полковником русской разведки... Был внедрен к Шелленбергу... Да, по документам штандартенфюрера Штирлица, все верно... Против Даллеса и обергруппенфюрера СС Вольфа я работал под фамилией Бользена. В этой работе мне помогала, в частности, Дагмар Фрайтаг. За это ее убили, повесив на меня дело. И Рубенау тоже убили... Это сложная и малопонятная история, почему Мюллер поступил именно так... Темная история, которая была, как это ни странно, спланирована впрок, загодя, на сегодняшний день. Зачем? Вот чего я не могу понять...