– Меня не устраивает такой пассаж. Я спросил: вы открываете мне ваши секретные сведения без давления?
– Да, я открываю вам секретные сведения без давления... с вашей стороны.
– Ригельт, вы это подтверждаете?
– Да, да, конечно, – ответил тот, по-прежнему завороженно глядя на бумаги, что лежали на столе.
– Ригельт, вы подтверждаете, что Лангер убил своего телохранителя Фрица ударом рукоятки «парабеллума» в висок?
– Но я этого не видел...
– Меня не устраивает такой ответ.
– Да, подтверждаю.
– Нет, меня и этот ответ не устраивает, вы знаете, как даются показания такого рода. Их дают развернуто, исчерпывающе, подробно.
– Лангер устранил своего телохранителя...
Роумэн перебил его:
– Имя! Вы забыли назвать имя. Имя и фамилию.
– Фриц Продль, живший в Лиссабоне по документам на имя Васко Алвареша, работавший личным секретарем Лангера, был убит им во время ссоры, произошедшей на моих глазах, ударом «парабеллума» в висок...
– Вы это видели лично?
– Да.
– Вы свидетельствуете это свое показание под присягой?
– Да, я готов присягнуть.
– Лангер, вы подтверждаете показания Ригельта?
– Нет.
– Подумайте еще раз.
– Мне нечего думать. Это он, Ригельт, убил моего секретаря Фрица Продля, действительно жившего здесь по паспорту Васко Алвареша, когда понял, что тот получил документы, из которых можно было сделать вывод о провале миссии Ригельта в Латинской Америке.
– Какой именно?
– Миссии, связанной с транспортировкой Штирлица на нашу опорную базу.
– Какую? Штирлиц должен был поселиться в Асунсьоне?
– Да, первое время там, вы правы. Но – подконтрольно. А Штирлиц ушел, скрылся. По его вине. Это не было случайностью. Вот за это Ригельт и устранил Фрица Продля. На моих глазах.
– Так кто же из вас говорит правду? – Роумэн смотрел то на одного, то на другого. – А?
– Я! – Ригельт снова опустился на пол, ноги, верно, не держали его. – Я вам выгоднее, чем Лангер, хотя он и является руководителем лиссабонской группы. Я вам выгоднее, потому что, когда Отто Скорцени вернется, – а он скоро вернется на свободу – я снова буду с ним, а он знает то, что и не снилось Лангеру. Я выгоднее вам, Герберт, даю честное слово!
– Какое вы мне даете слово?
– Честное слово! Я всегда был зеленым СС, я не носил эту страшную черную форму! Лангер из гестапо, их организация осуждена по решению трибунала в Нюрнберге!
– Не теряйте лицо, Ригельт, – поморщился Лангер. – Ни вас, ни меня не убьют, мы нужны им живыми. Вы, как и я, в дерьме, не марайтесь еще больше. Берите на себя Фрица, это нужно им для того, чтобы крепче нас держать, неужели не понятно? Все знают, что у меня не хватит силы его убрать, я из другой породы, зачем лжесвидетельствовать?
– Помолчите, – сказала Криста. – Я должна поменять пленку в диктофоне.
– В том, что сказал Лангер, – заметил Роумэн, как-то наново рассматривая Ригельта, – есть резон. Он дает вам дельный совет, соглашайтесь. И развяжите вашего друга... Вот так, молодец... Лангер, когда вы узнали, что ваш телохранитель осужден к повешению в Кракове?
– Месяца два назад.
– А точнее?
– В начале октября сорок шестого года.
– Так, может, мы сформулируем ваше показание иначе? «Я, Лангер, штурмбанфюрер СС, живущий в Лиссабоне по документам Энрике Ланхера и возглавляющий фирму... – Назовете ее правильно, я могу ошибиться, ладно? – Я, Лангер, узнав, что мой секретарь Фриц Продль, он же Васко Алвареш, осужден в Кракове – приговорен к смертной казни через повешение за то, что во время войны служил в Аушвице и принимал участие в массовых убийствах узников, поручил Ригельту, штурмбанфюреру СС, работающему ныне в Лиссабоне под фамилией Киккель, устранить Продля, поскольку правительство Польши официально потребовало его выдачи. Необходимость такого рода акции вызвана возможностью провала одного из звеньев нашей глубоко законспирированной цепи: Линц – Ватикан – Мадрид – Лиссабон – Канарские острова – Рио – Игуасу – Асунсьон – Кордова – Сантьяго-де-Чили – Ла-Пас – Богота».
– Я перезарядила пленку, – сказала Криста. – Пусть говорит.
– Вы согласны с моей версией, Лангер? – спросил Роумэн.
– Я скажу то, что вы требуете.
– Ну, и прекрасно. Только добавите: проверив
Лангер с трудом поднялся, раскачиваясь, приблизился к стене и, закрыв глаза, вздохнул; постоял недвижно, потом, повторив – слово в слово – то, что продиктовал ему Роумэн, спросил:
– Теперь мы свободны?
– После того, как собственноручно напишете это же, – да, – ответил Роумэн.
– Я напишу, – кивнул Лангер. – Только вам – хотите вы того или нет – придется ответить мне на вопрос: я обязан поставить мое руководство в известность о случившемся, если меня, вдруг, спросят?
– А кто вас может об этом спросить? – Роумэн пожал плечами.
– Тот, кто поддерживает контакт с вашими людьми. Или все происшедшее здесь и в Игуасу ваша личная инициатива?