Экспансия III

— Всех нацистов посадили в концентрационные лагеря, — возразил аптекарь. — Так им и надо, этим свиньям.

— Ничего подобного, — сказал Штирлиц. — Когда вернетесь, внимательно посмотрите названия магазинов, кафе, отелей, баров, компаний, каждое второе — немецкое... А особенно после того, как Перон пригласил в Барилоче немецких физиков... Не иначе, как здесь готовят атомную бомбу.

Американцы дружно расхохотались, зааплодировав Штирлицу.

— Между прочим, я серьезно, — ответил он, заставив себя улыбнуться. — Вокруг водопады, дармовая электроэнергия, вдали от людских глаз... Да вы на острова посмотрите, мимо которых проезжаете, когда отправляетесь на склон... Попробуйте туда пройти! Интересно, что с вами потом случится... Да не смейтесь вы! Это же сенсация! Расскажете американским газетчикам — заработаете деньги, окупите часть трат на путешествие... Ладно, сейчас мы начнем огибать озеро, дорога по другому берегу дерьмовая, зато можно будет выпить «агуа ардьенте» у сеньора дона Фрица Крабба...

И снова американцы расхохотались, повторяя: «сеньор дон Фриц».

— Чего гогочете?! — спросил Штирлиц. — А еще через три километра будет асиенда сеньора дона Валера, Ганса-Фердинанда Валера... А потом мы въедем в Анды, будем их резать насквозь, сорок миль, пока не упремся в чилийскую границу... Оттуда шестьдесят миль до Пуэрто-Монта — самого красивого рыбного рынка, зарядите свою сексуальную мощь мясом морских ежей, рапанами в два кулака величиной и устрицами, которых в Европе никто никогда не видывал! Впрочем, можно проехать пять миль, отогнать автобус в лес, а самим пойти по тропе в горы, через двое суток остановимся перед воротами, над которыми укреплен портрет великого фюрера Адольфа Гитлера, это колония «Дигнидад», никто в Штатах не верит, что там обосновались люди СС, а я...

— Кто такие «люди СС»? — спросил аптекарь.

— Уф, — вздохнул Штирлиц, — до чего же темные вы люди, прямо спасу нет.

Всего просчитать невозможно, сказал он себе, не мог же я всерьез рассчитывать на то, что среди туристов появится какой-нибудь журналист или ветеран, вроде Пола, который сидел в лагерях Гиммлера... Никогда нельзя рассчитывать на везение; американцы верно говорят: оптимальный подсчет должен исходить из концепции «фифти — фифти»... А из чего ты исходил, когда рассчитывал полет Клаудии в Буэнос-Айрес, спросил он себя. Этот вопрос был ужасным, как пощечина. А что я мог поделать, ответил он себе вопросом, стыдясь его; ему даже показалось, что он произнес его вслух; поступать надо, исходя только из того, чего ты не имел права делать; если каждый научится следовать такому жизненному принципу, горя будет меньше. Вздор, возразил он себе. Война продолжается, она не кончена, а лишь обрела иные формы, в чем-то, быть может, более страшные, потому что началась борьба за корродирование идей, за подмену сущности скорректированными суррогатами былой правды, страшный процесс предательства прошлого... В войне не бывает нейтралов. Нейтрализм — фикция. Третьей силой пользуются те, которые противостоят друг другу. Клаудиа никогда не была нейтральной, она еще в тридцать седьмом слышала, как я говорил на другом языке, очень похожем на португальский, а все испанцы убеждены, что русский и португальский очень похожи, особенно в интонациях...

...Когда Штирлиц в таверне Фрица Крабба заговорил по-немецки, именно так, как говорили в американских фильмах про войну, и Фриц отвечал ему, с радостью внимая командирскому голосу сеньора Макса, настоящий берлинец, что ни говори, хозяева страны, середина рейха, лица американцев изменились, они как-то притихли, заново присматриваясь к окружающему...

Всю дорогу до Пуэрто-Монта Штирлиц отвечал на вопросы; их было множество; тот, что был похож на японца, записывал что-то в телефонную книжку; Штирлиц смог прочитать тисненые золотые буквы: «Налоговое управление, Нью-Йорк».

Звали его Джеймс Мацумото, он действительно служил агентом налогового управления; однако его Штирлиц ни о чем не попросил; в Пуэрто-Монте передал конверт молоденькому парнишке, морячку, в порту:

— Браток, я ухожу на Огненную Землю, не успел бросить весточку подружке, опусти в ящик, сделай милость, а?

В конверте была вырезка из газеты с рекламой летных школ: «Научитесь водить самолет — и вы обретете счастье!» И ничего больше, только буква «М». Адрес простой: «Твэнти сенчури Фокс», Голливуд, США. Так же прост обратный адрес: «Синема инкорпорэйтед».

Если за эти месяцы ничего не изменилось, письмо будет у Спарка в тот же день, как придет на студию.

...Через семь дней Штирлиц высадился со шхуны «Амиго» в Пунта-Аренас. Возле асиенды «Наталия» перешел границу, здесь ее никто не охранял.

Через двенадцать дней он позвонил в дверь квартиры сенатора Оссорио.

Тот, как только взглянул в глазок, сразу же понял: Брунн, друг той чудесной женщины, которую убили.

Позиция (Нью-Йорк, сорок седьмой)