То есть этому охотнику, я решил пока называть его именно так, зачем-то необходимо попасть на Землю. А что, если изменить траекторию? Я не успел задать этот вопрос Хошино, она сама ответила на него ответила.
— Я знаю, что Вы сейчас спросите, Лазарев-сан. Вы уже задавали этот вопрос ранее, — ответила Хошино. — Отсюда я не могу вносить коррективы в траекторию без прямого подключения к терминалу в рубке управления. Это было сделано для безопасности.
— Понятно. Тогда зачем нам…
— Устройство связи и батарея из скафандра? — продолжил за меня Шнайдер. — Чтобы собрать передатчик и послать сигнал на Землю. Связь самого корабля вышла из строя.
— Но для чего? — я никак не мог понять, какой смысл связываться с Землёй, если мы и так туда летим?
Никто мне не ответил. Судя по выражению их лиц, они знали ответ, просто не торопились мне его озвучить. А я вдруг вспомнил, что это была моя идея.
— Чтобы они нас взорвали на подлёте? И эта “зараза”, — я нарисовал пальцами в воздухе жест кавычек, — не перебралась на Землю.
Элиз кивнула.
— Вы, Васили, высказали гипотезу, что это безумие, которое овладело Новаком, может передаваться от человека к человеку.
— И сделал я такое предположение исходя из…?
— Исходя из того, что Новак всегда боялся остаться в одиночестве, — ответил мне Шнайдер. Но этот ответ абсолютно ничего не объяснил.
— И при чём тут аутофобия? — не совсем понял я.
— Как ты тогда сказал, эта фобия характеризуется чувством духовной пустоты. Где-то на середине обратного пути, мы все друг с другом переругались. Впервые за время нашей миссии. Мы столько времени провели вместе без ссор, благодаря тебе и твоему мастреству. Ты очень помогал нам в разрешении наших около конфликтных ситуациях. Но то ли ты тогда не поспел, то ли ещё что-то произошло. Мы сами плохо помним ту ссору, она в памяти у всех нас будто в тумане. После ссоры мы разошлись все по своим каютам и не хотели разговаривать друг с другом.
— Даже при случайной встрече отворачивались друг от друга, — добавила Элиз.
— Но причина же должна была быть? — не унимался я. Очень уж хотел вспомнить, что же тогда произошло.
— Должна была быть, да. Но никто из нас её не помнит, — со вздохом сказал Шнайдер.
— Может, Новак-сан помнит, поэтому и стал таким, — внезапно вставила Мику.
— Значит, — я, кажется, понял к чему они вели, — Новак остался один на долгое время, его охватила аутофобия, и он превратился в нечто ужасающее?
— Что значит нечто ужасающее? — опять сделала ударение на последний слог Элиз.
— А вы не посмотрели на него через иллюминатор, когда нашли меня в шлюзе? — удивился я.
— Когда мы пришли, там уже никого не было, — серьёзным тоном сказал Шнайдер. — Ты уверен, что тебе это не привиделось?
— Лучше бы привиделось, — обречённо сказал я. — Давайте я подробнее расскажу, что помню об этом походе.
План
— И всё же, я не могу представить то, что нам только что описал Лазарев-сан, — сказала Мику. — Это больше похоже на какой-то бред сумасшедшего.
Несмотря ни на что, она всегда добавляла уважительный суффикс “сан” ко всем, к кому обращалась.
— Если честно, то я и не хочу это представлять, — возразила ей Элиз. — И не только представлять, я и видеть теперь не хочу этого Новака.
— Всегда существует вероятность того, что один из нас повторит его несчастную судьбу, — снова в своей пессимистической манере закончил обсуждение Шнайдер.
Немец, кстати, всё время моего рассказа непрерывно собирал устройство для подачи сигнала на Землю. Он даже ничего не уточнял и не переспрашивал, как делали это Мику и Элиз.
Теперь же мы молчали, каждый думал о чём-то своём, а Шнайдер продолжал мастерить своё устройство.
— А сколько нам вообще осталось лететь? — задал я вопрос, чтобы определить сколько времени у нас есть для того, чтобы либо собрать устройство и передать сообщение на Землю, либо найти способ остановить Новака.
— Мы вылетели за трое суток до начала обычного противостояния планет, — начала свою математическую выкладку Хошино. — С учётом возможностей разгона и торможения нашего двигателя нового поколения, и с учётом нашей максимально допустимой скорости, указанной в инженерных инструкциях корабля, весь наш путь должен был занять примерно 1050 часов, это почти 44 дня.
— Должен был? — заметил я недосказанность в её словах.
— Хай, — кивнула Мику, — Когда Новак-сан ушёл в рубку управления, он смог как-то обойти ограничители. И наш корабль взял дополнительный разгон. Исходя из тех данных, что я сейчас получаю в реальном времени, наша максимальная скорость превышает допустимую на 17 %.
— То есть нам осталось? — поторопил я её.
— Три дня. Мы уже пролетели значительную часть пути. Может и меньше, если Новак-сан не включит торможение через, — она посмотрела на свой дисплей ноутбука, — два с половиной часа.
— Почему ты, Мику, решила, что Новак не будет включать торможение? — оторвался от сборки своего устройства передачи Шнайдер.
— Потому что я считаю, что ему это не нужно, Шнайдер-сан, — просто ответила девушка.
— Интересное допущение. Как ты пришла к такому выводу? — Шнайдер полностью переключил своё внимание на девушку.