Экспедиция «Нерей». Ближний поиск

– О, это произошло по глупости… – она попыталась улыбнуться, но ей удалось лишь подобие оскала. – Ник подозревал, что силовые установки с отклоняющими полями не всегда работали исправно, особенно в моменты экстренных торможений, – она остановилась, немного прокашлялась. Джек дал ей глотнуть воды, после чего её рассказ продолжился. – Но он принял решение оставаться в плохо защищённом от космической радиации отсеке, даже в те моменты, когда там было совсем опасно. Я знала, что у него была боязнь замкнутых пространств. Он никому не говорил много лет и до этого справлялся, но, видимо, все эти неполадки с двигателями корабля окончательно дестабилизировали его состояние, – Энн попыталась глотнуть, но у неё не получилось. Тогда Джек встал и принёс ей ещё немного воды, чтобы смочить горло.

– Он поэтому и поселился в каюте с иллюминатором. Я понимаю его. Ему нужно было хоть как-то снять стресс, – она сделала ещё глоток, приподняв голову с подушки. – Представляешь каково это – спать в каюте без окон, когда ты с детства этого боишься?

– Нет, никогда не думал об этом, – покачал головой Джек.

– И однажды он сообщил мне, что результаты очередного медицинского обследования выявили у него рак, который перекинулся на лёгкие, – чуть поджав нижнюю губу, продолжила Энн. – Быть может, он… он знал об этом и раньше, но сказал, когда в одну из ночей я нащупала у него уплотнения на шее. Я видела такие уплотнения у своей матери, когда та отказалась лечиться. Она умерла, как и все, кто отказывался лечиться должным образом.

– И почему в медотсеке ему не смогли помочь… как же наноботы, которые должны были расщепить раковые клетки? – изумлённо вскинув вверх брови, спросил Джек.

– У него был такой редкий тип иммунитета, для которого ещё нет совместимых наноботов. У него были почти все типы наноботов, кроме противоопухолевых. Они отторгались. Сначала я не могла принять это. Я тогда кричала на него в порыве бешенства. Я ругала его за то, что он продолжал жить всё в той же небезопасной капитанской каюте. Поначалу ремодуляция помогала, частично омолаживая клетки и приостанавливая развитие болезни. Но в какой-то момент мы оба поняли, что время упущено, ему нужно было серьёзно лечиться, а не этими… стандартными ремодуляторами старого образца. Да и Грэхэм, по правде говоря, был старой закалки. Не любил он медотсек и технологичную медицину Ему даже не нравилось искусственное оплодотворение. Вообще… он не хотел, чтобы я избавлялась от ребёнка.

– А почему он согласился лететь, зная о своих особенностях? – изумлённо спросил Джек.

– Для Грэхэма было важно выполнить поручение Центра, – она прокашлялась. – Руководитель внутригалактических миссий Норвэлл мог доверить задание только ему. Во всяком случае так сказал Грэхэм, и я ему верю. – Прищурившись, она пристально взглянула в глаза Джека, – ты ведь его сам хорошо знаешь, Норвэлла. Грэхэм говорил, что вы с его сыном учились.

– Верно, – Джек утвердительно покачал головой.

Он постарался скрыть смущение. Ему было неприятно, что Энн знала о том, что он попал на корабль не без помощи высокопоставленного чиновника Агентства.

– Но Норвэлл не знал о клаустрофобии Грэхэма. Думаю… он бы мог подыскать кого-то другого, – она глотнула воздуха. – А может, и не мог.

Джек нервничал ещё больше. «Что ещё ей известно? Почему мне никто об этом не рассказывал? – крутились в голове вопросы. – Вероятно, потому, что я слишком молодой или из-за того, что дружу с семьёй Норвэллов?»

– А когда ты узнала о беременности? – лейтенант Сэллендж решил сменить тему.

Джек чувствовал ее внутреннюю борьбу. Несколько секунд поколебавшись, Энн решила, что стоит рассказать всё до конца.

– Поднимаясь на борт корабля ещё перед запуском, я предвидела, что такое вполне может произойти между нами. На этот случай у меня были пилюли от зачатия, и я их принимала, если знала, что иду к нему. Но однажды я их забыла. Я была тогда так рада, что ему полегчало, что не подумала о мерах предосторожности. Этого раза хватило… Дура. Сама раньше не понимала, как другие оказывались в подобных ситуациях.

Она осеклась, потом помолчала. И набрав в грудь настолько много воздуха, насколько это было возможно в её состоянии, вновь продолжила.

– Понимаешь, ведь долгое время только я одна знала о его болезни. Ты меня понимаешь?

– Да, Энн, я тебя понимаю. Только продолжай. Я всё понимаю… мы одни здесь, нас больше некому судить. Только ты и я. Ты… сама, главное… – о не знал, что сказать, как закончить, – ты сама себя, главное, не вини.

– Спасибо… уже не виню. Я узнала, что беременна… но с тех пор я стала бояться медотсека как огня. Если бы в Агентстве узнали, что я вступила в связь и забеременела, то по возвращению на Землю меня ждало бы суровое наказание. Меня бы уволили и лишили всех званий.

– Да, я понимаю.

– Несколько раз я пропустила посещение медотсека, зная, что все мои данные будут записаны в протокол и переданы в Центр. Вопреки всем правилам, Ник разрешил мне не ходить туда. Уж лучше было нарушить протокол посещений, чем… Агентство узнало бы всю правду.