Экспедиция (СИ)

Ветинскую прозвали герцогиней Курляндской. Она принуждённо улыбалась, потом шутка перестала быть шуткой, и Катеринка сорвалась. О чём экипаж горько пожалел, но было поздно. Силовые тренажёры оказались запредельно силовыми, рукояти подкрученными, пружины стальными, а диски неподъёмными… И как следствие, жетоны — недоступными. Экипаж пыхтел и карячился на тренажёрах. Катеринка взирала на их страдания с застывшим лицом герцогини Курляндской. Лех поскучнел и похудел, но пока держался. Из тренажёрного зала он уходил последним, но шансов практически не имел: Катеринка любила другого. О любви говорила её задумчивость, говорили глаза, говорило тело, которое Лех воспринимал как музыку, не в силах отвести глаз от совершенных гармоничных линий. Про себя он называл её ласково — Кася. И мечтал, что когда-нибудь произнесёт это имя вслух.

«Интересно, кто он?» — думал Андрей, глядя на её грустное личико. И очень бы удивился, узнав правду.

По определению капитана, Катеринка вышла из-под контроля. А тренажёрный зал из полезного развлечения превратился во вредоносное: за два часа все уставали как звери, что не входило в программу полёта…

Девчонки

Ещё одним развлечением на корабле являлась еда. На камбузе, как прозвали кухонный отсек, хозяйничали две нагловатые двадцатилетние девчонки, Кэли Конорс и Леона Лин, чьи воинственные имена (в переводе с английского Кэли означает воин, а Леона — львица) в списках сопровождались буквенно-цифровыми номерами. Андрей терялся в догадках, где Волокушин исхитрился их раздобыть: две красотки модельной внешности, с длинными ресницами на кукольно-красивых личиках и ямочками на розовых щеках, были андроморфами.

Под нежной кожей, в которой человеческий эпителий был замещён на 96 %, скрывались сокрушительные мускулы. Биолюди. Не восприимчивые к боли, не ведающие сомнений, не умеющие любить. Но они испытывали человеческие чувства, а значит, были всё-таки людьми.

Выращенные в лаборатории, с почти полностью заменённым геномным составом, с воспитателями вместо любящих родителей, они с детства (представьте, у Леоны с Кэли было детство, с шумными играми и беготнёй, со школьными партами и учителями, обладающими научной степенью) были окружены неусыпной заботой. Но — не любовью. Любить их не научили, какая любовь с изменёнными ДНК?

Создатели андроморфов не могли предположить, что десять процентов оставленных им родительских генов заставят «девочек» мучительно думать… Что Леона и Кели поймут наконец, что они другие. И будут мечтать о том, чтобы стать такими как все. Морщится от боли (интересно, какая она, боль, и почему от неё морщатся?). Рухнуть на диван, испытывая неимоверную усталость и столь же неимоверное блаженство (интересно, почему люди так быстро устают? И чему можно радоваться, когда ты устал?). Понять, что означает направленный на тебя пристальный мужской взгляд (женщины смотрели по-другому, и это была ещё одна загадка, которую требовалось отгадать) и отчего у них загораются глаза. Отчего?

Последнее Кэли и Леона умели имитировать, но делали это слишком старательно. Мысль о притворстве (издёвке, циничной наглости, высокомерии) возникала и сопровождала «жертву» неотвязно. От «девочек» держались подальше, как от крапивы, потому что — ужалит.

Люди-геномы, выращенные из нежизнеспособных эмбрионов посредством необратимого изменения ДНК, быстро освоились на корабле, улыбались всем без разбора, на «неуставные» вопросы отвечали так, что пропадала охота их задавать, и не обижались на прозвище «корабельные стервы», андроморфы не умеют обижаться. Андрея бросало в холодный пот при мысли, что об этом узнает экипаж.

Команду эти двое кормили на убой. Бульон с пирожками, борщ с чесночными пампушками, ромштексы, лангеты, эскалопы, киевские котлеты на косточке, кавказское чанахи в горшочках и баклажаны, фаршированные грибами. На десерт подавали лимонный пирог. Они же не древние космонавты, чтобы из тюбиков питаться, так и помереть недолго от несварения желудка. Поистине космическая смерть…

Волокушин не пожалел денег, заказал био с эталонной внешностью, и взгляды экипажа как стрелка магнитного компаса неизменно были направлены на салон-ресторан. И мысли тоже. Последнее удручало… Поскольку то, о чём они думали, с биолюдьми было невозможно.

Любителями покушать и поглазеть на соблазнительные формы поварих являлись все без исключения. Поэтому тренажёрный зал шесть раз в неделю был обязателен. С посещением проблем не возникало: Катерина Ветинская, инструктор по физическому воспитанию (калланетика для ленивых, йога для продвинутых и китайская гимнастика для терпеливых) придумала систему «оплаты» проведённых в тренажёрном салоне потных часов жетонами. Как ни странно, система действовала. За жетон можно было купить в кают-баре жевательную резинку со вкусом шашлыка, за два жетона пирожное, за четыре автомат наливал кружку ледяного пльзеньского пива и вышвыривал в лоток жирную воблину (неприкосновенный запас, взятый с Земли; идея принадлежала Катеринке, при финансовой поддержке Волокушина, и сделала своё дело…)