Экспедиція въ Западную Европу Сатириконцевъ: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова

— Это лучшіе знатоки политики, каждый изъ которыхъ въ состояніи предугадать исходъ любого конфликта между державами. Они знаютъ цѣну союзамъ и предвидятъ результаты выборовъ не хуже, чѣмъ курсы акцій на слѣдующій день.

— Они лучшіе граждане страны.

Онъ вошелъ въ пивную, поддерживая руками громадный животъ, какъ бы не рѣшаясь опустить его сразу на кривыя слабыя ноги, и присѣлъ къ моему столу.

— Здраствуйте, — сказалъ онъ и, снявъ съ головы старый чѣмъ-то разстроенный цилиндръ, закрылъ имъ мой хлѣбъ.

— Пива! — крикнулъ онъ.

— Здѣсь гдѣ то былъ мой хлѣбъ, — скромно намекнулъ я.

Онъ пожалъ плечами и, освободивъ хлѣбъ, прикрылъ шляпой солонку.

Съ минуту онъ сидѣлъ молча, уставившись на меня мутными, какъ огуречный разсолъ глазами, жутко освѣщавшими его синеватый носъ.

— Иностранецъ? — коротко спросилъ онъ.

— Русскій.

— Я такъ и думалъ.

Онъ засмѣялся въ восторгѣ отъ своей догадливости и пустилъ въ мою тарелку клубъ сквернаго дыма.

Я сдѣлалъ страдальческое лицо и закашлялся.

— Хорошая сигара, — улыбнулся онъ. — Два сантима одна штука.

— Дорогая, но скверная, — желчно сказалъ я, отодвигая тарелку.

Я не люблю дыма, а съ картофельнымъ салатомъ, въ особенности.

— Вамъ, вѣроятно, онъ вреденъ, — съ оттѣнкомъ легкаго состраданія угадалъ онъ и пустилъ мнѣ въ лицо еще пару клубовъ, погрузившись потомъ въ газету, листы которой высовывались изъ за борта его жилета и торчали изо всѣхъ кармановъ.

Извозчикъ.

Удивительно, какъ внѣшность человѣка не гармонируетъ иногда съ содержаніемъ!.. Этотъ маленькій синій носъ, похожій на узелокъ на концѣ колбасы, эти жирныя дряблыя щеки, поставляющія потъ и сало на отвороты пиджака, животъ, вздувшійся отъ пива, кривые пальцы и… мозгъ.

Мозгъ коммерсанта, политика, если не философа.

И… козлы!

Я представилъ себѣ нашего Ваньку, часами глазѣющаго на небо или клюющаго носомъ, въ то время какъ другой человѣкъ, равный ему по соціальному положенію, впитываетъ въ себя весь — міръ, и мою душу наполнилъ стыдъ.

Стыдъ и глубокая симпатія къ этому некрасивому, неуклюжему труженнику, обладавшему кое чѣмъ большимъ, чѣмъ дешевая показная вѣжливость — жаждой знанія.

Она казалась неутолимой. Его тусклые глазки жадно скользили, пожирая одинъ листъ за другимъ, а вылетавшія изъ горла хриплыя восклицанія, то гнѣвныя, то радостно-изумленныя, заглушались перекатами кипѣвшаго на днѣ необъятнаго желудка пива.

— Есть что нибудь новенькое? — не выдержалъ я.

Мой вопросъ показался ему наивнымъ.

— Что-нибудь новенькое, сударь? Когда въ газетѣ тридцать страницъ, не считая половинки кое-какого вздора въ концѣ, то должно быть что-нибудь новенькое? Особенно, въ такой газетѣ, которую читаетъ весь городъ. Какъ вы думаете?

— Я предполагаю — что-нибудь особенное… — смешался я.

— У всякаго свое особенное, сударь — добродушно улыбнулся онъ… — Ну, вотъ, если хотите, — это должно удивить каждаго, — на улицѣ Гюлей продается за сто франковъ піанино… Что?

— Неужели вы еще и играете? — воскликнулъ я и представилъ себѣ строгую физіономію профессора музыки изъ Вантертура.

Толстякъ расхохотался.

— Разумѣется нетъ, сударь. Но разве это не интересно?.. Почти новое за сто франковъ?!..

— Такъ себѣ, — сказалъ я. — А что дальше?

— Дальше?.. Музикъ-директоръ продаетъ кухонную посуду… гм… — Онъ задумался. — Почему ему продавать кухонную посуду? Теперь?

— Онъ покупаетъ новую, изъ белаго металла, — нетерпеливо сказалъ я.

Мне начинало казаться, что толстякъ издевается.

— Покупаетъ новую?.. Странно. № 64. Хорошій диванъ, улица Леопаръ… Почти новое платье… Боже мой!

— Не надо, — остановилъ я его съ дружескимъ укоромъ: — Неужели вы серьезно думаете, что насъ, русскихъ, ничего не интересуетъ, кроме такой ерунды?

Его мутные глазки округлились.

— Ерунды?! — прошепталъ онъ. — Вы называете, сударь, ерундой, то, что можетъ понадобиться каждую минуту? Посуда, пальто, стулья? Почти новое піанино за сто франковъ?! Понимаете ли вы, что говорите, сударь? — Въ его голосе послышалась обида.

— Да ведь вамъ это не нужно? Вамъ лично? — мягко спросилъ я.

— Мне? Піанино? — онъ растерянно посмотрелъ на пять розовыхъ сосисокъ воткнутые въ тѣсто его ладони. — Да, да мнѣ не нужно… Это слишкомъ дорогая мебель, сударь… Но мнѣ можетъ понадобиться диванъ. Мнѣ можетъ понадобиться посуда!!

Онъ торжествующе посмотрѣлъ на меня.

Я взялъ его газету, и мое сердце замерло. Это была сплошная публикація, за исключеніемъ послѣдней полустранички, посвященной всей вселенной. Я скользнулъ по ней глазами и узналъ, что въ Россіи отравился рабочій, въ Англіи потерпѣла аварію рыбачья шхуна… Скатился съ крыши французскій каменщикъ и произнесъ красивую рѣчь императоръ Вильгельмъ.

— Въ этой газетѣ вы найдете все, что угодно, — самодовольно проговорилъ онъ. — Это самая интересная газета.

Онъ былъ правъ. На этихъ восьми зеленоватыхъ листахъ было все, что угодно. Предлагалось и требовалось, покупалось и продавалось. Старое и молодое, новое и потрепанное.