Экспедиционный корпус

— Товарищи, прошу тишины… Я согласен с вами, что без ответа такое оставлять нельзя, но надо дождаться известий о раненых в Ницце и Эксе, а то если мы сейчас порешим всех американцев, то и они тогда оставшихся наших товарищей замучают. Так что не будем спешить с возмездием.

— Верно… обождем немного.

— Так что постарайтесь удержать товарищей в своих подразделениях от необдуманных поступков. Не стоит опускаться до звериного уровня.

Информация в РОДе быстро разошлась, но ситуация осталась под контролем если не считать отдельных инцидентов, при этом добродушие русских людей по отношению к пленным, что стало наблюдаться, как только встали лагерем у Женевы, как отрезало. А то бывало табачком могли поделиться, выпить вместе, поговорить и посмеяться какой-то шутке…

Ну да, мы зла долго не помним в отличие от всех остальных, что русских за людей не считают, что в Средней Азии, что на Кавказе, что в Европе. Доброе отношение воспринимают как слабость, а вот они такой «слабостью» не страдают, так что и пытают, и жгут и просто убивают себе на потеху…

Наконец спустя три дня, после пересечения границы РОДом заявился какой-то гонористый американский капитан и начал требовать немедленно отпустить всех американских пленных без всяких условий. Это Михаилу резко не понравилось. Что-то тут было не то.

— Послушай меня, американец… — глухо произнес Климов, бросив тому газету со статьей о сгоревшем госпитале. — Треть ваших пленных уже фактически мертвы… они еще ходят, дышат, жрут и срут, но они уже приговорены к смерти вот за это…

— Это несчастный случай!

— Вот как? Летящие в окна бутылки с зажигательной смесью теперь называется несчастным случаем? А то, что выпрыгнувших из окон горящих людей потом избивали ногами, добивали из пистолетов, разбивали головы камнями и вскрывали животы ножами тоже несчастный случай?

— Это все чертовы поляки! Они ненавидят вас какой-то животной ненавистью! И как узнали, что вы предали и оставили фронт решили отомстить за своих товарищей! Напились и пошли жечь госпиталь! Вы сами виноваты!

— Поляки значит? — обронил Михаил, не обратив внимание на обвинение. — Ну что же, я почему-то ни капли не удивлен… Хотя думаю поучаствовали не только они. Что с остальными ранеными находившихся в Ницце и Эксе?

Американец, поджав губы, молчал, только зло сверкал глазами.

— Понятно… тоже значит сожгли… Как-то слишком синхронно…

— Это все поляки!

— Они прежде всего граждане САСШ, великой демократической демократии, светоча в мире тьмы и тирании, оно сосредоточие всего самого доброго и справедливого… Значат ответят все американцы. Око за око…

— Нет! Вы не имеете права! В конце концов погибло меньше трех тысяч ваших раненых! Виновные будут наказаны!

— Так они до сих пор еще не наказаны⁈ — изумился Климов.

— Пусть ответят поляки! Три тысячи!

— Нет… Ответят все…

«Вот твари, еще раскола мне на национальной почве не хватало», — подумал полковник.

А то ведь если начать отбирать из пленных только поляков, то солдаты РОДа имеющие польские корни, тот же Малиновский, могли и возмутиться, что в свою очередь могло привести к печальным последствиям. Ему хватает проблем из-за ситуации с польскими пилотами.

— Вы хотите убить почти тридцать тысяч, меньше, чем за трех тысяч раненых⁈

— В точку… Один к десяти. Справедливый размен.

— Но это же… Безумие!

— Выживших совсем не было?

— Семьдесят восемь человек… — после короткой паузы выдохнул американский капитан, опустив взгляд.

— Надо думать выжили лишь чудом… обгоревшие, измордованные… коих гуманнее добить, чтобы не мучались всю оставшуюся жизнь… Ну что же… я тоже дам шанс кому-то выжить…

Климов прямо в этот момент придумал, как ему поступить, да так, чтобы не подвергать своих солдат мощному психологическому прессу с процедурой массовой казни.

— Моих солдат повергли испытанию огнем… ваши пройдут испытание тем, чего моим солдатам так в тот момент не хватало — водой.

— В каком смысле?

— Пойдемте… Скоро сами все увидите…

Климов вышел к собравшимся солдатам и заговорил.

— Товарищи… эти твари сожгли всех наших боевых братьев в огне, в живых осталось меньше сотни, обгоревших и искалеченных. Мы милосердный народ, но такое прощать нельзя. Теперь сгоните всех пленных к озеру.

За этим дело не встало, пленных подгоняя ударами прикладов и штыками подогнали к воде. Так же, по отдельному приказу комдива подогнали несколько пулеметных «рено» и просто подошли пулеметные расчеты.

Климов обратился уже к американцам:

— Вы сожгли беспомощных людей в госпиталях, но я вас в ответ жечь не стану, хлопотно это и вонюче… терпеть не могу запах паленого мяса. Но наши сердца требуют мщения и мы отомстим, но при этом у каждого из вас останется шанс на спасение если так захочет Господь. Вон там, на другом берегу Франция. Плывите.

Толпа не шелохнулась не веряще глядя то на Климова, то на американского капитана.

— Господин полковник, одумайтесь! Не делайте этого! Американское правительство вам это не простит!

— Да срать мне на ваше правительство… Плывите. Те, кто спустя минуту останется на берегу, будет расстрелян.