Так же Климов проплатил в газетах несколько статей на тему предстоящего благотворительного вечера. Дескать проживающие в Париже подданные русского императора пожертвовали на нужды Первой особой бригады значительные средства и дал номер своего банковского счета для прочих, кто желает так же принять участие в посильной финансовой помощи защитникам столицы республики.
Собственно, на этом все. Даже если приглашенные княгиней Юсуповой окажутся теми еще скрягами, то дело сделано, легализация денег прошла. Теперь любое количество денег можно объяснить именно пожертвованиями неравнодушных людей.
Просто и элегантно.
Сам благотворительный вечер прошел выше всяких похвал. Климов в самом начале провел презентацию доспехов, объяснив, что именно на них пойдут деньги, добавив:
— Так же мы будем признательны если вы пожертвуете книги на русском языке для чтения.
С досугом в бригаде (да и во всей русской императорской армии надо думать) все было плохо и его тоже требовалось организовать. Ибо солдат, предоставленный самому себе вне времени, когда он спит — это фактически мина, которая может сработать в любой момент от неосторожного прикосновения.
Кроме того, пошли жалобы из госпиталя. Не зная языка и не имея возможности ни перед кем высказаться, русские офицеры и солдаты, естественно, не могли пользоваться всей полнотой ухода в том лечебном заведении, в котором они находились и, более чем когда-либо, они чувствовали свое одиночество и отчуждение.
— Так что если у вас господа имеются в услужении русские люди, знающие французский язык, кои вам не сильно требуются, то было бы хорошо направить их в госпиталя переводчиками.
Пообщался он и со своей знакомой — дочерью посла Извольского. Собственно, она в него сразу вцепилась как клещ, да еще уцепилась за руку, что и не вырвать.
— Добрый вечер Михаил Антонович!
— И вам здравствовать Елена Александровна.
— Это конечно нескромно спрашивать, но я все же спрошу: вы уже приготовили мне подарок?
— Приготовил, будет вам аж девятнадцать песен по количеству исполняющихся вам лет.
— О!
— Жалеете, что не исполнилось пятьдесят? Столько бы песен было…
— Тьфу на вас! Какие ужасные вещи вы говорите! — аж передернуло девушку. — Лучше я вас приглашу на следующий день рождения!
— В расчете на то, что я напишу два вас еще двадцать песен?
— Именно!
— Хм-м… а вас губа не дура! Не уверен, что смогу удовлетворить в этом вопросе ваши запросы.
Михаил и так выжал из себя почти все песни на женский голос.
— А в каком вопросе сможете? — спросила она со слегка вздернутой бровью и плутоватым взглядом.
«Так, я не понял… кто кого троллит?» — призадумался Климов.
— Смотря какие запросы у вас есть…
Девушка, воспользовавшись первой подвернувшейся возможностью, дескать встретила подругу с которой надо срочно перемолвиться, отвлеклась тем самым уйдя от ответа, а потом вернувшись, спросила:
— Какими философскими идеями увлекаетесь, Михаил Антонович?
Климов как-то враз напрягся. Особенно на фоне странных политических взглядов ее отца, а это значит, что и его дети, в том числе дочь, не могла от него нахвататься всякого разного в этом плане.
— С какой целью интересуетесь?
— Может хочу о вас побольше узнать.
— Опять же, с какой целью?
— Вы один из немногих людей, с кем я могу свободно поговорить… несмотря на все ваши попытки выглядеть хамом.
— Хм-м…
Климов по-новому оценил новый макияж Извольской, в том плане, что напудрилась сверх всякой меры и смущение, сопровождающееся изменением цвета кожи, станет не столь заметно.
«Подготовилась значит», — с усмешкой подумал он.
— Да нет у меня особых философских предпочтений. Единственное, живи сам и дай жить другим, ну или поступай с людьми так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой. Все просто. Не забывайте, я простой офицер из обычных дворян и особо заумных трактатов не читал.
— Даже Карла Маркса? — спросила она вроде как бы невзначай, но какой-то излишне внимательный взгляд ее выдал.
«Тайная социалистка, что ли?» — удивился Михаил.
Так-то он слышал, что и такие кунштюки случались в благородных семействах, когда отпрыски дворянских родителей и даже аристократов становились идейными и фанатичными революционерами.
«Жаль, если она из таких», — подумалось ему.
При этом невольно подумалось, что в этом случае ее можно будет использовать в своих целях…
«Или испугалась моей возможной верноподданнической реакции? — возникла новая мысль, но быстро отбросил эту версию. — Нет, не похоже. Скорее это не слишком умелая прокачка меня на политические взгляды с элементом провокации. Вот только зачем?»
Невольно полезли мысли о всяких масонских заговорах. Но это выглядело глупо. Он никто и звать его никак, чтобы стать интересным масонам. Не из-за песенок же в самом-то деле?
«Может все проще и это ее личная инициатива и интерес? — предположил Михаил. — Возраст у нее политически активный и воззрения в такой период носят радикальный характер. Но опять же встает вопрос: зачем? Любопытство из праздности или с прицелом? Просто пытается меня классифицировать, чтобы понять, что я за человек и стоит ли со мной дальше, так сказать, водиться?»