Эксперимент

– Отлично. Мы так и сделаем, – заверил Эстер Джонни. – Родим ребенка. Я возьму кредит на твое обучение…

Джонни не договорил. Эстер посмотрела на него взглядом, полным недоверия и иронии, и Джонни замолк.

– Что ты сможешь дать этому ребенку? – с нарастающим негодованием спросила Эстер. – Что? Неопределенность? Страдающего алкоголизмом отца? – Эстер, как бульдозер, давила Джонни вопросами, которые звучали справедливо. – Ты не можешь усидеть на месте. У тебя биполярное расстройство, Джонни? Я не знаю.

Лицо Джонни, и без того превращенное в месиво, стало еще страшнее, когда он помрачнел. Уголки губ поползли вниз, брови нахмурились, а глаза, до этого выражавшие нежность и любовь, теперь стали холодными и колкими. Эстер поежилась.

– Я думаю, что смогу любить вас больше, чем кого-либо на этой земле. И это самое главное.

– Это, возможно, и главное, – прошептала Эстер. – Но ты не сможешь.

– Любить вас?

– Да. Ты не сможешь, потому что ты непостоянный, эгоистичный и неуравновешенный. Сегодня ты думаешь так, а завтра будешь думать иначе. Сегодня ты любишь, а завтра нет. Сегодня тебе нужен ребенок, а завтра?

Джонни поморщился как от горечи. Он недоуменно посмотрел на Эстер и нетерпеливо-быстро заговорил:

– Я непостоянный? Я-то как раз предсказуем в своем непостоянстве. Я стабильно неуравновешенный, – повысил голос Джонни, начиная раздражаться. – Но ты… Ты хуже меня. И даже хуже флегматичного Джека.

Эстер обескураженно подняла брови в попытке остановить Джонни, чтобы не довести разговор до скандала, но он проигнорировал ее взгляд и продолжил:

– От меня можно ожидать самого худшего, от Джека – лучшего, но чего ожидать от тебя? Чем ты руководствуешься, принимая решения? Я никогда не знаю, что ты сделаешь в следующий момент. Бросишь все и уедешь помогать детям в Африке, повинуясь секундному порыву, или переспишь с режиссером, чтобы наладить свою будущую карьеру? Ты ничуть не лучше меня. Я поступаю искренне. Ты поступаешь, как тебе вздумается, – сказал Джонни и резко остановился у обочины. Джонни почувствовал, что перестает следить за дорогой, и решил припарковаться, чтобы спокойно договорить. – Знаешь, – сказал он спустя мгновение уже более спокойным голосом, – я не уверен, что ты можешь чувствовать по-настоящему. Мне казалось, что ты любишь меня точно так же, как я тебя. Но ты собираешься вернуться к Джеку…

Эстер сочувственно посмотрела на Джонни и погладила его по волосам.

– Любишь… Любишь… – передразнила его Эстер. – Ты так легко используешь это чувство в корыстных целях. Что такое любовь, по-твоему?

– Любовь – это когда ты даже не задумываешься, а любовь ли это, – с уверенностью произнес Джонни. – Ты любишь и готов на все ради своей любви.

– Похоже на юношеский максимализм, – улыбнулась Эстер.

Джонни нервно отдернул свою руку от руки Эстер и упрямо замотал головой.

– Только не превращайся в циничную суку. Не раздражай меня.

– Нет, Джонни, это не цинизм. Любовь – это способность брать на себя ответственность, – постаралась растолковать ему Эстер. – Когда у нас будет ребенок, ему будет плевать на твою романтику, ему нужна будет еда, школа, а затем университет. И это все не про ту любовь, о которой ты говоришь. Иногда это даже не про любовь. Слышал о такой? Любовь, которая не про любовь? – спросила Эстер, наблюдая за лицом Джонни.

– Нет такой любви.

– Есть, – возразила Эстер. – Иногда мне казалось, что я не люблю Джека. Иногда я думала, что наш брак был ошибкой.

– Он и был ошибкой!

– Нет, Джонни. Я очень в этом сомневаюсь.

Джонни посмотрел вперед: на проезжающие мимо машины, на поднимающуюся из-под колес пыль, на белые полосы, разделяющие две половины дороги. Джонни хотелось сказать многое. Хотелось спросить, когда она вдруг стала прагматичной реалисткой, лишенной романтических грез? Были ли ее чувства искренними по отношению к нему? Говорила ли она правду все это время? Или только подыгрывала, чтобы окунуться в его образ жизни, а потом, когда наиграется, снова вернуться в комфортные условия? Джонни хотел спросить многое, но решил промолчать. Промолчать, чтобы не знать правды. Чтобы оставить хоть небольшую толику сомнений. Он не станет верить в то, что Эстер, как и все другие женщины, предпочтет материальные блага, предсказуемость и пресловутый быт искренним чувствам. Нет, она особенная. Они с ней особенные.

Джонни завел машину и, не сказав ни слова, двинулся к госпиталю.

В больнице оказалось не так много народа, и Эстер без промедления смогла пройти к стойке регистрации. Женщина за окном, услышав имя девушки, тут же позвонила врачу. Буквально через мгновение за Эстер вышла медсестра и проводила ее в тот же кабинет, в котором она впервые услышала о диагнозе.

Джонни пошел вместе с Эстер – решил, что посидит на скамейке рядом с кабинетом. Медсестра настороженно оглядела его, но Джонни заверил ее, что он в полном порядке.

– Вы только не переживайте, – постаралась успокоить Эстер медсестра, которая вела растерянную девушку по лабиринтам клиники. – Доктор Браун – хороший специалист. Он случайно обнаружил путаницу в анализах.