Эксперимент «Ангел»

О'кей, не хрен себя обманывать! Колени-то у меня до сих пор так и прыгают. И психовать тоже причины есть, и вполне основательные. Дело в том, что наши ученые мучители там в Школе скрещивают людей и животных. Их рискованные эксперименты заключаются в комбинировании разных типов ДНК. Это явная игра с огнем. Искусственно расщепленная ДНК в определенный момент начинает разлагаться, а вместе с ней разлагается живой организм, он же «продукт эксперимента». Мы сами тысячу раз видели результаты таких «научных экспериментов»: собако-кролик — полная неудача; обезьяна-овца — того не лучше. Опытный образец кото-мыши оказался огромной агрессивной мышью, которая ни зерна не могла есть, ни мяса. В итоге — сдохла от голода.

Даже у ирейзеров, хоть они и оказались наиболее удачными образцами, был очень серьезный изъян — продолжительность жизни. Их зародышевая стадия — всего пять недель. Из младенца во взрослого человека они превращаются за четыре года. Еще два года — и они полностью разлагаются. Таким образом, на все про все шесть лет. Но над ними все время работают. Новая усовершенствованная модель, наверное, уже на подходе.

А мы? Сколько нам отпущено времени? Насколько мне известно, мы — самые устойчивые и соответственно самые давние рекомбинантные образцы,[9] когда-либо выведенные в Школе. Но «срок нашей годности» тоже может истечь в любой момент.

Где гарантия, что этот распад не начался во мне сегодня…

— Макс, проснись! — Ангел теребит мою коленку.

— Я не сплю.

Ангел подползает ко мне и устраивается под боком, а я обнимаю ее и отвожу со лба спутанные белокурые волосы.

— Что с тобой, Ангел?

На меня устремлены ее большие голубые глаза:

— Я знаю их секрет. Из Школы. Про нас. Про то, откуда мы взялись.

70

Разве не хватит нам уже секретов? Сколько можно! Будто мало их выпало на нашу долю!

— Что ты такое говоришь, моя хорошая? — мягко спрашиваю я ее.

Не глядя на меня, Ангел вертит в пальцах подол рубашки. Одно хорошо — мне удалось избавиться от своих мыслей. Так что хотя бы от собственных страхов я ее оградила.

— Я там кое-что слышала. В Школе, — шепчет Ангел.

Я еще крепче прижимаю ее к себе. Когда ее уволокли ирейзеры, от меня как будто мою собственную половину оторвали, как будто душу из тела вынули. Теперь она рядом, и все у меня опять на месте, обе мои половины, душа и тело, — снова одно целое.

— Ты слышала, что они там говорили или что думали?

— То, что думали…

Я снова замечаю, какая она усталая. Наверно, нужно отложить этот разговор до завтра. Утро вечера мудренее.

— Нет, давай я лучше тебе сейчас все расскажу, — читает Ангел мои мысли. — Понимаешь, я там всякого наслушалась. Я половины даже и не поняла совсем. И вообще, это просто обрывки какие-то, без конца и без начала. И от разных людей…

— От Джеба? — у меня опять перехватило горло.

— Нет. От него вообще ничего. Я его мыслей совсем читать не могла. Ни од-ной! Он совсем от меня был закрыт, как будто он мертвый был, — она смотрит на меня и все понимает, что я про Джеба думаю. — Так что не бойся. Это другие. Они свои эксперименты надо мной устраивали и все про меня размышляли, и про нашу стаю. Гадали, прилетите вы за мной или нет.

— Вот мы и прилетели! — не удерживаюсь я.

— Ага, прилетели, — соглашается Ангел. — Ну, в общем, я поняла, что есть еще место, где про нас собрана вся информация. Про наше происхождение…

Я так и вскочила.

— Что-о-о? Про нашу продолжительность жизни? Или про то, какую ДНК они для нас использовали?

Правда, я не очень-то уверена, хочу ли я знать про продолжительность жизни.

Ангел кивает.

— Давай, давай, колись! — это Игги. Он, похоже, не спал и все это время нас подслушивал. А теперь не выдержал, встрял и разбудил всех своим всегдашним «деликатным» манером. Так что теперь Ангелу приходится продолжать вслух:

— У них на каждого из нас заведено дело. Дела эти хранятся в Нью-Йорке. В месте под названием Институт.

— Институт? — переспросила я. — Город Нью-Йорк или штат Нью-Йорк?

— Не знаю. Я ничего точно не знаю. Думаю только, что место, по-моему, называется Институт. Институт Жизни, или что-то в этом роде.

Клык смотрит на меня. Пристально. Мысленно он туда уже отправился. Это совершенно ясно. И к бабке не ходи!

— И еще, — голос Ангела, и без того слабый, совсем сошел на шепот, и она уткнулась лицом мне в плечо, — сами знаете, как мы всегда про своих родителей гадаем и про то, из пробирки мы или нет.

— Я видела свое имя в старых бумагах Джеба! — упрямо перебивает ее Надж. — Я, правда, видела.

— Мы знаем, Надж, — останавливаю я ее. — Никто с тобой не спорит. Послушай спокойно, дай Ангелу договорить.

— Надж права, — выпаливает Ангел, — у нас у всех были родители. Мы не из пробирки. Мы родились как самые настоящие дети. У нас тоже были мамы, человеческие мамы…

71

Все молчали. Стояла такая тишина, что если бы у кого-нибудь под ногой сейчас хрустнул сучок, нас бы всех, как током, футов на десять в воздух подбросило. И тут Игги понесло:

— И ты со вчерашнего дня про это молчала! Совесть у тебя хоть есть? Думаешь, самая младшая, так тебе все можно!