Эксперт № 22 (2014)

Но для этого предстояло поменять порядок вещей. Технологическая революция, которая традиционно следовала за социальным инсультом, должна предшествовать ему, предотвращать его.

О новой технологической волне, о достижениях институциональной инженерии писать уже приходилось*. Здесь речь пойдет о политической стороне дела.

2.

Мальтузианские модели анализируют хозяйственные циклы «перенаселение — недопроизводство — недоедание». Но катастрофы роста чаще приходят к народам извне. Ленинградцы умирали голодной зимой 1941/42 года не оттого, что не выполнили продовольственную программу. Машину тевтонского нашествия на Европу запустили голод, гнет и унижения 1920-х, которым победители подвергли Германию. Ленин писал о Версальском договоре: «Это неслыханный, грабительский мир, который десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, ставит в по­ложение рабов».

Катастрофы роста распространяются от очага первоначального кризиса на огромные расстояния, как волны падающих костяшек домино. Полтысячелетия кочевой народ хунну подвергал Китай набегам с севера. Для защиты от степняков была воздвигнута Великая стена. Во втором веке от Р. Х. держава хунну распалась, и одна из ветвей народа двинулась на запад. Они прошли всю Сибирь и Среднюю Азию, по пути через территорию нынешней Украины сокрушили мощное королевство готов и вторглись в Европу. Волны катастрофических переселений, спровоцированные движением гуннов, охватили половину Евразии. Их вождь Атилла получил прозвание Бич Божий. Гунны едва не дошли до Атлантики и были остановлены только в 451 году в битве на Каталаунских полях на территории современной Франции.

3.

Исходный тезис этой статьи — об иерархии угроз национальной безопасности.

Замедление роста российской экономики — куда большая угроза безопасности страны, чем украинский кризис. Оно порождает и усиливает подобные кризисы не только на пространстве СНГ, но и на дальней периферии.

Тенденция замедления роста мирового хозяйства, в свою очередь, представляет гораздо большую угрозу национальной и глобальной безопасности, чем стагнация в России, поскольку во многом ее обусловливает.

Мир в полушаге от того, чтобы быть опрокинутым в новую катастрофу роста. Борьба с этой угрозой составляет сердцевину политической повестки дня, для развитых держав — в основном осознанную.

Россия не участвует в этой повестке, представляя для нее лишь растущую головную боль.

4.

Попытки укрыться от катастроф роста за валами оборонительных сооружений предпринимались тысячелетиями.

Великая китайская стена если и уникальна, то лишь размерами, но не конструкцией и не назначением. Римскую империю по периметру отгораживал от варварской периферии лимес — сплошная цепь оборонительных сооружений. Только один из ее участков, между Рейном и Дунаем, имеет протяженность 550 километров. По территории современной Украины вдоль границ лесостепной зоны и степей на тысячу верст тянутся Змиевы валы — остатки колоссальных оборонительных сооружений, служивших некогда преградой для конницы кочевников. Первые из них строили готы; последние, к югу от Киева, возводились во времена Владимира Святославича.

Но ни одна из стен в конечном итоге не устояла перед волнами социальных цунами. Змиевы валы не спасли Киевскую Русь от войск Чингисхана, овладевших технологией штурма фортификационных сооружений.

Вот главный урок эпохи мировых войн, усвоенный державами-победительницами: мир стал глобальным, в нем более невозможно обеспечить локальную безопасность, преследуя локальные интересы.

Для США это означало не столько конец изоляционизма, сколько его продолжение иными, глобальными средствами. Не отгораживаться валами и стенами от враждебной периферии, а вовлекать ее в периметр и под защиту собственной раздвигающейся стены союзов и партнерств. Не жалеть средств на решение проблем третьего мира, преодоление и профилактику кризисов — тем самым вкладываясь в инфраструктуру собственной безопасности.

Радикальная смена принципов американской системы безопасности отчетливо видна, если сопоставить положение побежденной Германии после двух мировых войн.

Состояние Германии в 1945 году было неизмеримо хуже, чем в 1918-м. Достаточно вспомнить, что большинство крупных немецких городов союзники сравняли с землей ковровыми бомбардировками, которые эффективностью мало отличались от атомных.

Через пятнадцать лет после компьенской капитуляции в полунищей озлобленной Германии к власти пришли нацисты.

Через пятнадцать лет после разгрома 1945 года Германия вошла в число наиболее развитых и благополучных стран Запада — во многом благодаря американскому «плану Маршалла».