Эксперт № 37 (2014)

Одним из последствий киевской Руины явилось сокрушительное поражение внутрироссийской оппозиции. Креативный (либеральный, европейски ориентированный, прогрессивный etc.) класс еще с начала года сделал безоговорочную ставку на Майдан, отдавшись ему всей душой. Возможно, изначально такая любовь к Майдану носила преимущественно тактический характер, т. е. «враг моего врага — мой друг», а уж враждебность украинских активистов к В. В. Путину была образцовой. То же обстоятельство, что Майдан ненавидит В. В. Путина всего лишь как часть враждебной силы, именуемой Российской державой, смущать московских энтузиастов не могло, ибо они сами к этой державе неважно относятся.

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline"

Реклама /figcaption /figure

А то обстоятельство, что держава состоит из конкретных людей и лозунг «Москаляку на гиляку» может быть отнесен и к образованным жителям Москвы, также не смущало, ибо до оккупации Москвы жовто-блакитными войсками было чрезвычайно далеко (да и сейчас не близко), а за чужой щекой зуб не болит. К тому же неприязнь к москалям можно было не заметить, а если не заметить невозможно, то истолковать в утонченно антропологическом смысле, т. е. москали, они же колорады и ватники, — это унтерменши, а мы, как известно, юберменши и к нам это совершенно не относится. В самом деле, если толпа кричит: «Бей жидов!», то какое отношение это имеет к нам, образованным евреям? Это совсем про других, про жидовских ватников, и так им и надо.

Можно придумать и множество других оправданий либерального единодушия — упражнения в диалектике есть вещь довольно нехитрая. Тем более что главную роль в нарастающем уединении прогрессивной общественности от просто общественности сыграла совсем уже немудрящая логика водоворота. Когда и сама Украина, и ее заединщики — западные державы демонстрируют неуклонное сползание к окончательному безумию, а Россия не менее жестко демонстрирует неготовность изъясняться фразами из либерального катехизиса, на ходу (и не всегда удачно) изобретая катехизис собственный, когда державы расходятся как в море корабли и как бы не навсегда, — в таких условиях грести против засасывающей воронки весьма трудно. Прогрессивная общественность и не стала тратить усилия на выгребание и потянулась, куда тянут. Тем более что все ее святыни были в глубине этого водоворота — упираться-то зачем?

В результате, однако, социологические опросы показали небывалую цифру поддержки В. В. Путина — порядка 85%. Причем не всякий интерпретатор взялся бы утверждать, что эти 85% всецело согласны с политикой президента. Скорее можно говорить, что более четырех пятых граждан всецело не согласны с политикой класса, объявившего себя европейским авангардом России, и пребывают в состоянии полного отчуждения от этой группы, отныне обреченной разговаривать сама с собой. Отъединение шло давно, но Руина оказалась последней каплей.

Однако когда прогрессивная общественность добилась полного самоопределения вплоть до отделения от остальной страны, возник вопрос: что дальше? Ведь если остальная страна как-то по-прежнему живет, в чем-то поругивая власть, а в чем-то с нею соглашаясь, при этом все меньше вспоминая про свой европейский авангард, то авангардная роль делается совсем малопонятной. Что-то вроде Ленина в Польше.

Теоретически можно было, несколько охолонув, предаться размышлениям: «Где же мы нахомутали?» — и даже убавить пламенную прыть. Исходя из того что Россия без нас, похоже, обойдется, а вот мы без нее, непонятно, обойдемся ли.

На практике же был избран путь прямо противоположный. Оказавшись совсем не у дел, общественники стали мечтать еще смелей и еще безоглядней, уже вовсе не считаясь с предрассудками народа, их отвергнувшего: «После неизбежного краха эти все институты (парламент, правительство, ЦБ) придется строить заново», «Совершенно ясно, что люди, которые за войну, не могут быть подпущены к каким бы то ни было государственным должностям на пушечный выстрел. И совершенно не важно, что их 84%. Оставшихся более чем достаточно, чтобы сформировать новые органы власти, построить эффективно работающий государственный аппарат». Предложения полностью импортировать не только законы (англосаксонские, как можно понять), но и судейский корпус, обеспечивающий применение этих законов, на этом фоне смотрятся уже вполне естественно. Если все заново и на основе малого стада, то почему не с судьями американскими, мудро разрешающими в Усть-Сысойске тяжбу купца Семижопова с АО «Сукин и сын», и, очевидно, с американскими же механизмами енфорсмента, обеспечивающими в самой исконной глубинке исполнение судебного решения? В мечтах все возможно.