ЭКСПО-58

Чуть вдали густо стояли ряды деревьев, а над ними возвышалось какое-то сооружение. Томасу удалось разглядеть лишь фрагмент огромного серебристого шара. Когда машина подъехала ближе к плато, немного сменив угол движения, появились еще три шара — они были соединены друг с другом металлическими трубами, которые сверкали и переливались на солнце. Вся конструкция еще не появилась во всей своей красе, но Томас уже был охвачен чувством встречи с огромным, великим и эпическим, словно чья-то всесильная рука перенесла нечто, что возможно увидеть только в фантастическом кино, — прямо сюда, на плато Хейсель.

— Это и есть Атомиум, — с гордостью произнесла Аннеке. — Когда мы въедем в парк, сможем получше его разглядеть.

Она потянулась вперед к водителю и заговорила на французском.

— Я попросила сразу подвезти нас к британскому павильону. Думаю, вам не терпится взглянуть на него.

Скоро машина остановилась у широких ворот, возле которых по кругу было установлено несколько десятков флагштоков — правда, ни один из флагов еще не был натянут. Рядом стоял не до конца оформленный щит, на котором, впрочем, уже можно было прочитать: «Porte des Nations» — Ворота наций. Улыбчивый охранник, явно знакомый с водителем, бодрым жестом махнул, чтобы тот проезжал. И вот уже «Ситроен» медленно, со скоростью десять километров в час, двигался по трехполосной дороге, называемой Avenue des Nations — проспект Наций.

Быстрее ехать было невозможно, потому что дорогу запрудила техника, снующая туда-сюда. На территории стоял грохот и лязг стройки: повсюду грузовики, краны, здания, еще одетые в леса, груды кирпича, бетонных блоков. Неподалеку, перетаскивая какие-то деревянные балки, ползали, как муравьи, рабочие в смешных шапочках из носовых платков с завязанными узелком краями. Никогда прежде Томас не видел такой бурной деятельности, сосредоточенной внутри небольшого пространства. Отовсюду, на самых мыслимых и немыслимых языках, раздавались подбадривающие крики, начальственные команды, это было настоящее вавилонское столпотворение. Только немного придя в себя от дикого гвалта, Томас стал понемногу выделять отдельные детали. Особенно его внимание привлекло здание слева — воистину впечатляющая диорама из стали, стекла и бетона диаметром больше ста метров. К зданию вела широкая дорога, по обе стороны окаймленная флагштоками. По размаху данное сооружение можно было сравнить разве что с Колоссом Родосским, но в современном исполнении.

— Это и есть американский павильон, — пояснила Аннеке. — А вот там, совсем неподалеку, советский. Что весьма импонирует нашему бельгийскому чувству юмора.

И действительно — советский павильон резко контрастировал с американским. В нем был все тот же размах, но простота и героическое изящество его архитектурного замысла как бы подчеркивали вульгарность и чванство американской постройки. Павильон представлял собой огромный куб из стали и стекла, который тянулся ввысь, к самому небу. Томас выглянул из окна, задрав голову вверх и изумляясь. Стены павильона были выполнены из гофрированного стекла, создавая, несмотря на огромность сооружения, впечатление легкости и воздушности. Очевидно, замысел был таков: опровергнуть представление западного мира о Советах как о закрытой стране.

Потом они свернули налево, на небольшую аллею, и миновали еще один павильон. И хотя он был не столь впечатляющ по размерам, Томас нашел, что он гораздо красивее двух предыдущих: не такой гнетущий, с более плавными линиями, выполненный в более ясных и простых архитектурных традициях. Похоже, Аннеке думала так же:

— Пока что — это самый мой любимый павильон, — сказала она. — Это Чехословакия. Не терпится туда попасть, когда все будет готово.