Экзорцисты

– Да, так, как я тебе сказал.

– Когда вы с ней приходили сюда?

– Несколько раз. В первые дни после интервью, которое она согласилась мне дать, когда я писал книгу. У меня возникла идея привести ее сюда, когда она заговорила о глубокой печали, завладевшей ею после смерти ее отца, и о трагических событиях с птицами, которые всегда ее преследовали. Вероятно, она рассказывала тебе об этом?

Мне было стыдно признаться, но я сказала, что мама мне ничего не рассказывала.

– Но я читала эту часть вашей книги и все знаю.

– Только часть? – спросил Хикин. – А я считал, что ты прочитала всю.

Я сказала, что не стала читать последнюю часть из уважения к родителям.

– Они не хотели, чтобы мы с Роуз читали вашу книгу. Им не нравилось то, что вы там написали.

В этот момент в глазах Хикина что-то изменилось, они как-то затуманились.

– Я страдаю и всегда буду страдать из-за этого, – со вздохом сказал он. – Вот почему я написал вашей матери письмо с просьбой о встрече.

– И она согласилась?

Он посмотрел на свои ладони с щепотками зерна на каждой.

– Нет.

После этого мы перестали разговаривать. Другие люди по-прежнему стояли на тропе с поднятыми руками. Я еще выше задрала ладони.

Вьюрки. Черноголовые дубоносы. Именно эти птицы сядут на наши ладони, если мы проявим терпение, так мне сказал Хикин. Я посмотрела на его темно-бордовую куртку с застегнутой доверху молнией. Он порезал шею – наверное, во время бритья, решила я, – и на месте ранки остался кусочек салфетки с капелькой засохшей крови, что заставило меня вспомнить о перчатках Дерека. Кровь на ткани, неожиданный рассказ о том, как он потерял пальцы, мой визит к отцу Коффи – все это промелькнуло у меня в голове во время долгого ожидания в субботу. Хикин не мог встретиться со мной раньше из-за работы в газете, и я провела весь день дома с Роуз. После ссоры из-за денег мы с ней не разговаривали, так что тишину нарушал лишь бой часов, сообщавший, что время уходит, приближая меня к тому моменту, когда я должна буду встретиться лицом к лицу с Раммелем и Луизой.

Утром я сказала Роуз, что иду в библиотеку – опрометчивая ложь, если учесть, что она была закрыта, но я знала, что Роуз не станет проверять, – а потом встретилась с Хикином в конце Баттер-лейн. Мы поехали в национальный заповедник «Бомбей Хук» – для этого нам пришлось пересечь границу штата Делавэр. Оставалось всего двадцать два часа, и я начала думать, что от Хикина не будет ни малейшей пользы.

– Могу я спросить, как тебе удалось найти письмо? – сказал Хикин.

Я заметила, что его речь совсем не похожа на длинные предложения, которые он использовал в своей книге, и не имеет ничего общего с запинающимся и заикающимся человеком, которого описывал отец.

– Оно было в комнате моей сестры. А я искала письмо дяди. Я написала ему несколько недель назад, но он так и не ответил.

– Значит, мое письмо не было спрятано в каком-то особом месте?

Вопрос показался мне очень странным, и я почувствовала раздражение.

– Извините, нет. Оно лежало под кроватью Роуз, поэтому я и подумала, что письмо адресовано ей.

Он вздохнул.

– Ну, теперь нам нужно помолчать, иначе они не прилетят. Им нравится тишина и неподвижность, которые, по словам твоего отца, привлекали «капли».

Налетел порыв ветра и стряхнул на землю самые упрямые листья, которые все еще оставались на голых ветках. Мне вновь стало холодно, меня охватили неприятные чувства, связанные с родителями. Вдруг показалось, что я их предаю. Прошло еще некоторое время, но птицы так и не появлялись, и я нарушила молчание:

– Очевидно, вы ему не поверили.

– Твоему отцу? Да, не поверил, во всяком случае, в конце. А ты?

Я подумала о свете, до сих пор горящем в подвале, о картинках, которые отец показывал во время своих лекций, а также об истории его встречи с нашей мамой.

– И да, и нет. Когда он говорил, ему было трудно не верить.

– Мне знакомо это чувство. Когда я в первый раз их увидел, по большей части со сцены говорил твой отец. У него был дар оратора. Но твоя мать обладала еще более важным даром.

Мы снова замолчали. На одном из кедров по соседству уселась маленькая птичка с черно-белыми перьями, но не выказывала намерений слететь вниз.

– А по какому адресу ты написала дяде? – спросил Хикин, забыв о собственных инструкциях хранить молчание.

Птичка тут же улетела.

– В Тампу. Он там живет.

– Что ж, теперь понятно, почему он тебе не ответил. Он переехал, Сильви.

– Переехал? Куда?

– На самом деле он живет совсем рядом. В двух часах езды отсюда.

– Откуда вы знаете?

– Не забывай, я журналист. Возможно, не лучший, но я тщательно проверял все детали истории твоих родителей для газеты. Несколько раз даже пытался поговорить с твоим дядей, но он отказался. Как и твоя сестра, когда я к ней обратился.

Пока мы ехали в заповедник на его хрипящем старом «Фольксвагене», Хикин рассказал мне историю, которая быстро становилась знакомой: вскоре после смерти моих родителей он заехал к нам домой, но Роуз его не впустила. Она сказала, что он принес лишь неприятности нашим родителям и она больше не хочет его видеть. Но он ничего не говорил о нашем дяде.