Экзотическая корова

И он с пафосом зачитал мне показатели по тресту за прошлый год и за первый квартал года текущего. Передо мной развертывалась величественная панорама оросительных работ.

— Так что в общем и целом трест с поставленными задачами справляется, — заключил управляющий. — Так и передайте труженикам полей. Чтобы они не волновались.

Я, конечно, сразу звоню в Степной район.

— Успокойтесь, товарищи, все в порядке, — говорю. — Трест в общем и целом с задачами справляется. По Российской Федерации у него весо?лый вклад в орошение.

— Очень рады за Российскую Федерацию в целом, — отвечают на другом конце провода. — Но у нас в некоторых местах земля пятнами пошла. Вторичное засоление почвы начинается.

«Тоже скверно», — подумал я. И пошел в министерство, к начальнику управления. Рассказал ему про вторичное засоление. А также о претензиях полеводов к Степной ПМК.

— Конечно, почва не огурцы, чтобы ее солить, — рассудил начальник главка. — Но претензиями к ПМК вы меня, по правде говоря, удивили. В подведомственном мне главке тридцать ПМК. И общая картина у нас складывается радужная. Поступают слова благодарности из Астрахани и с Дальнего Востока. Прибавьте сюда многообещающие перспективы, и вы увидите, что в общем и целом…

— Насчет общего и целого я уже осведомлен, и оно меня тоже радует, — сказал я и захромал к выходу.

— Что у вас с ногой? — проявил заботу начальник главка.

— Нога — это частность, которая в процентном отношении занимает в моем организме мизерное место, — пояснил я. — А общая картина моего организма складывается ничего себе. В общем и целом я здоров. Не извольте беспокоиться.

Сосуд Пандоры

Что там ни говори, а художественные достижения человеческого гения не всегда воспринимаются, так сказать, всухую. Некоторые наши сограждане без внутреннего подогрева своего воображения в искусстве ни бельмеса не понимают. Особенно трудно с наследием классиков, где частенько натыкаешься на аллегории и символы, на историческую или мифологическую подоплеку.

Возьмем хотя бы парковую скульптуру. У современных-то авторов еще кое-что понятно. Пионеры у них безо всяких подоплек дудят в горны, гребцы томятся со своими веслами, упитанные дети неаллегорично сидят над раскрытыми книгами. И, главное, никаких претензий. Да и то многие гуляющие перед осмотром этого нехитрого творчества подбадривают себя крепким напитком. Для духовного прозрения.

А что уж говорить, к примеру, о Петродворце, парки которого утыканы маловразумительной старинной скульптурой. Без подогрева здесь тоскливо и одиноко. Скульптуры стоят сами по себе, а ты ходишь сам по себе. И не чувствуется между вами никакой духовной связи. Но стоит припасть к горлышку, как связь налаживается. Утяжеляются конечности, и начинает казаться, что ты тоже отлит из бронзы; еще немного — и начнешь требовать, чтобы тебя позолотили.

Дальневосточный студент, скажем, напоровшись в Петродворце на массовое скопление незнакомых ему мифологических скульптур, поначалу оторопел. Все эти Данаиды, Олимпии и Фавны были глубоко чужды его современной натуре. Они стояли на своих пьедесталах и навевали скуку. А он, между прочим, покрыл огромное расстояние не в поисках тихой грусти. Ему хотелось громкой радости.

Радость оттягивала внутренний карман пиджака. Пилось в обстановке всеобщего фонтанирования легко и приятно. Статуи на глазах преображались. Олимпия, несчастная женщина, отданная на растерзание морскому чудовищу, жеманно склонила в сторону студента свою изящную головку. Мужеубийца Данаида, обреченная вечно наполнять водой бездонный сосуд, отвлеклась от своего бессмысленного занятия и тоже заинтересовалась им. Фавн, покровитель стад и пастухов, любезно предложил ему бронзового барашка на шашлык.

— Маруська, ты мне нравишься, — обратился студент к Данаиде, не подозревая о ее уголовном прошлом. — Слазь, говорю тебе, сюда! Брось, грю, брызгаться!

Язык его постепенно бронзовел, конечности набирали вес. Уснул он у ног мужеубийцы. На ней обольстительно искрилась позолота. На нем был черный пиджак и брюки в полоску.

Подбоченясь, сплетничали Римские фонтаны. Златокудрая Пандора, откупорившая из женского любопытства сосуд с несчастиями и пороками, возвышалась над Большим каскадом. Она хорошо видела инженера, приехавшего сюда с берегов Черного моря. Опорожнив тару, он сосредоточил свое внимание на скульптурной группе «Самсон, разрывающий пасть льва».

Самсон был в неглиже. Он демонстрировал свое атлетическое тело и рвал пасть льву-подростку.

На инженере был зеленый свитер, серые брюки и коричневые сандалеты. Несмотря на этот не совсем библейский наряд, он ощутил прилив нездоровой зависти к Самсонову подвигу. Он огляделся в поисках льва, но увидел рыжего кота.

— Кис-кис, — обратился к нему инженер. — Подь-ка сюда, шельмец…

Но кот был современный, не мифологический. Настигнуть беглеца инженеру не удалось: он рухнул у фонтанов.