El creador en su laberinto

Конти очень много раз видел людей, находящихся на волосок от неизбежной смерти — и потому хорошо умел отличить, когда они врут, а когда говорят правду. Мари определённо не лгала, утверждая, что все её жуткие питомцы сейчас под одной крышей.

— Всё ясно, в расход её. Только без всякого там… ну ты понял, Лео. По-человечески. Мы же не ниггеры.

На смерть Мари он смотреть не стал. Посмотреть тянуло на другое.

Крепкий амбар, надо сказать. Самая капитальная постройка на этом полуразвалившемся ранчо. Серджо не собирался выяснять, как и зачем Мари разводила всяких монстров: то ли и правда ей помогал сам Папа Легба и прочие гаитянские лоа, о которых нередко говорили в El Baron… то ли ещё что. Плевать. Вообще не важно.

А вот что там, за этими тяжёлыми дверями… любопытно, с одной стороны. Просто чертовски. Но и очень глупо открывать их. Дурное любопытство, такое в себе нужно подавлять. Некоторые вещи лучше никогда в своей жизни не видеть. А Серджо и без того насмотрелся…

— Что будем делать?

— Если честно, Лео, я всё-таки не хочу заглядывать в этот амбар. Нет никакого желания знать, кто или что внутри. Мне хватило сраного верёвочника, просто по горло.

— Тогда как?

— Завалите дверь понадёжнее… и сожгите. Сожгите к херам этот амбар и вообще всё на поганом ранчо. Если в округе имеются другие животноводы-затейники из мудацкого Гаити или говняной Ирландии, то пусть выйдет им урок. Не надо нам в Новом Орлеане подобного. Очень скоро это будет наш город.

Конти ни за что не сумел бы описать звуки, что неслись из горящего амбара. Леденящий душу вой, неестественно громкое рычание и шипение, стрекотание и клёкот, режущий уши тонкий визг, лай с какими-то отзвуками человеческого голоса… Нечто огромное и очень сильное билось в двери, но те оказались слишком крепки. А что-то иное пыталось пробиться через крышу, тоже тщетно.

Воистину, самым мудрым решением Конти за всю жизнь стало не заглядывать внутрь. Ничего хорошего там не скрывалось. Всё это дерьмо следовало похоронить в очищающем пламени. Возможно, хоть немного очистившем и душу старого гангстера от грехов. Сделать всё то, что случилось на ранчо Даффи, являлось его долгом.

Итальянцы тщательно проследили за тем, чтобы ранчо сгорело дотла. Зарыли тела Даффи и Мари в одну могилу: Серджо твёрдо настоял на этом, хотя парни явно не горели желанием возиться с лопатам и охотнее бросили бы трупы в болото.

Только затемно гангстеры вернулись в Новый Орлеан. А там их, конечно, встретил очередной праздник: такой же, как и любым вечером в этом благословенном городе. Улицы сияли огнями, по ним прогуливались красивые женщины, отовсюду играл джаз — что ещё нужно? Город, как всегда, говорил и пел на множестве языков. В нём бурлила жизнь самых разных людей.

Первым делом раненых отвезли в больницу, проявив щедрость ко всему персоналу — от руководившего сменой врача до последней медсестры. Чтобы без всяких вопросов. Марио был довольно плох, но бурчание шевелящего пышными усами доктора содержало некоторый оптимизм. Хорошо.

— По домам?

Серджо задумался. Нет, пожалуй — так просто он сегодня всё равно не уснёт. Что толку до утра ворочаться в постели?

— Если кто хочет домой, езжайте. Тони, бери грузовик, отвези пушки куда положено. Но вот ты, Лео, точно идёшь со мной выпить.

Бармен в El Baron выглядел мрачным, но зато сидевший за стойкой Сильвио — тот, кто заведовал финансовыми делами организации Серджо — просто сиял. Босс никогда не видел его настолько радостным. Толстый старый итальянец был готов выпрыгнуть из штанов, порвав подтяжки.

— Что такое, Сильвио?

Конти понял: лучше начать с этого вопроса, а уж потом обсуждать развесёлую поездку на ранчо, что стоила ему четверых покалеченных людей и, без сомнений, седых висков в самом скором времени.

Сильвио бросился обниматься с главарём. Тот не стал сопротивляться.

— Бинго! Конгресс принял закон Волстеда, президент Вильсон может подтереться своим вето!

— Так что, выходит…

— Да, Серджо, да! «Сухой закон» принят! Начинается!..

Безнаказанность

Звука машины я ещё не слышал — далековато, но фары уже блеснули. А по этой дороге, хорошо просматриваемой из окна моей бытовки, никто не ездит случайно. Уж тем более — посреди ночи. Хорошо. Залпом выпиваю пятьдесят граммов «Хеннесси», закусываю тушёнкой с ножа, закуриваю самокрутку.

Бытовка убогая, конечно, но зато она протапливается прекрасно — на улице дубак, а тут только в тельняшке сидеть. Мне это нравится. В смысле, нравится сидеть в тельнике: напоминает обо днях получше.

Получше и для меня, и для всей страны.

Накидываю ватник, беру на всякий случай обрез, выхожу встречать гостей. Вокруг — небольшое поле, полукругом его обнимает лес, вдалеке виднеются дорога и деревня с бывшим совхозом-орденоносцем. Сейчас от совхоза уже одно название, сами понимаете. Холодно, но зато луна полная, её свет отражается от снега. Так что довольно светло.

Здесь всего два строения: моя бытовка и небольшой сарайчик, ничем не примечательный. Но это если не знать, что внутри.

Вы слышали о биотермических ямах? Они же ямы Беккари?