Такое положение вещей надоумило ее отказаться от него как от подопытного. Только… ведь он сам, продолжая считать ремесло Шай ужасным, предложил ставить на себе эксперименты, желая быть наказанным, а не отправить вместо себя кого-то еще.
В ее деле многие смеялись над честными людьми, считая их легкой добычей. Они ошибались. Честность вовсе не означает наивность. Бесчестного дурака и честного дурака одинаково легко обмануть; к каждому есть свой подход. Тем не менее, честного и умного человека всегда, всегда сложнее обмануть, чем того, кто умен и бесчестен одновременно. А искренность… Ее сложно подделать по определению.
– Какие мысли кроются за твоими глазами? – спросил Гаотона, подавшись к ней вперед.
– Я думала о том, что вы, должно быть, относились к императору так же, как ко мне сейчас, надоедая ему бесконечным ворчанием по поводу того, что он должен совершить.
Гаотона фыркнул.
– Кажется, именно этим я и занимался, но это не значит, что мои взгляды были неверными. Просто он мог… мог стать кем-то большим, чем был. Так же как и ты могла бы стать прекрасным художником.
– Я и есть прекрасный художник.
– Настоящим.
– Так и есть.
Гаотона покачал головой.
– Картина Фравы… кое-что мы упускаем из виду, не так ли? Фрава приказала проверить подделку, и эксперты обнаружили несколько незначительных ошибок. Сам я их увидеть не смог, но они там есть. Поразмыслив, я счел их странными. Мазки выполнены безупречно, я бы даже сказал, мастерски. Манера письма полностью совпадает. Если ты справилась с этим, зачем тогда нужно было так ошибаться, например, располагать луну слишком низко? Такую ошибку сложно заметить, но мне кажется, ты бы никогда не допустила чего-то подобного, по крайней мере, не специально.
Шай потянулась за следующей печатью.
– Полотно, которое они посчитали оригиналом, – продолжал Гаотона, – то, которое висит в кабинете Фравы прямо сейчас… тоже подделка, я прав?
– Да, – вздохнула Шай. – Я поменяла картины за несколько дней до того, как попытаться украсть скипетр; проверяя таким образом систему безопасности дворца. Я проникла в Галерею, вошла в кабинет Фравы и подменила картину для пробы.
– Значит та, которую они посчитали подделкой, на самом деле оригинал, – заключил Гаотона, улыбаясь. – Ты нарисовала эти ошибки поверх оригинала, чтобы он казался копией!
– Вообще-то, нет, – возразила Шай. – Хотя я и использовала такую уловку в прошлом. Обе картины – подделки. Просто первая – очевидная подделка, оставленная для того, чтобы ее обнаружили, если что-то пойдет не так.
– Получается, оригинал до сих пор где-то спрятан… – произнес Гаотона; было видно, что он заинтересовался. – Ты проникла во дворец, чтобы изучить систему безопасности, потом заменила оригинал копией. Вторую копию, чуть похуже, ты оставила в своей комнате как ложный след. Если бы тебя поймали во время проникновения или по какой-то причине тебя бы выдал помощник, мы бы обыскали твою комнату, обнаружили там фальшивку и пришли к выводу, что ты еще не осуществила подмену. Служащие приняли бы лучшую копию за подлинник. Таким образом, никто не станет искать оригинал.
– Примерно так.
– Хитро продумано. Получается, если бы ты попалась в момент подмены скипетра, то могла сказать, что хотела лишь стащить картину. Обыск комнаты, благодаря лежащей там подделке, подтвердит твои слова. За кражу у частного лица судят не так строго, как за попытку выкрасть предмет государственной важности. Ты бы получила десять лет, а не смертельную казнь.
– К сожалению, – ответила Шай, – в самый ответственный момент произошло предательство. Шут подстроил так, что меня уже поджидала стража на выходе из дворца со скипетром.
– Но что с оригиналом картины? Где ты ее спрятала? – запинаясь, спросил он. – Она все еще во дворце, ведь так?
– В некотором роде.
Гаотона посмотрел на нее, все еще улыбаясь.
– Я сожгла ее, – сказала Шай.
Улыбка сразу же исчезла.
– Ты лжешь.
– На этот раз нет, старик. Картина не стоит такого риска, чтобы пытаться вынести ее из Галереи. Подмену я совершила только лишь с целью проверить охрану. Пронести подделку было просто – на входе никого ведь не проверяют… только на выходе. Меня интересовал скипетр, а не картина. Подменив оригинал фальшивкой, я тут же кинула его в один из каминов главной галереи.
– Ужасно! – воскликнул Гаотона. – Это был оригинал ШуКсена, его самый великий шедевр! Он ослеп и не может больше рисовать. Ты вообще представляешь ценность… – пробормотал он. – Я не понимаю. Зачем ты так поступила?
– Это не имеет значения. Никто не узнает, так как все будут удовлетворены фальшивкой, на которую смотрят, а следовательно, вред минимальный.