Элегии и малые поэмы

        И неумелый седок, не совладавши с ослом,

        Вдруг соскользнув с длинноухого, падает вниз головою, —

        Хором сатиры кричат: «Встань, подымайся, отец!»

        И наконец, золотою уздой уздающий тигров,

550 Сам в виноградном венце светлый является бог.

        Ни кровинки, ни Тесея, ни голоса в деве —

        Трижды рвется бежать, трижды от страха застыв.

        Вся дрожит, как под ветром дрожит сухая былинка,

        Как над болотной водой влажный трепещет тростник.

555 Бог гласит: «Это я, вернейший друг и заботник!

        Дева, страх позабудь: Вакху ты будешь женой!

        Небо — брачный мой дар: звездой просияешь на небе,

        Путь в ночи кораблям Критский укажет Венец».

        Молвив, шагнул с колесницы, чтоб не были страшны пугливой

560 Тигры, и божью стопу напечатлел на песке,

        И, обессиленную прижав ее к мощному лону,

        Взнес ее ввысь на руках всепобеждающий Вакх.

        Те Гименея поют, эти Эвия, Эвия славят[205] —

        И на священном одре дева и бог сопряглись.

565 Вот потому-то, когда на столе — возлияния Вакху,

        А за столом возлежит женщина рядом с тобой,

        Богу ночному молись, молись Никтелийским святыням,[206]

        Чтобы твоя голова не помутилась вином.

        Тут-то тебе и дано о многом сказать незаметно,

570 Чтобы она поняла: сказано это о ней;

        Тут-то вином и чертить на столе говорящие знаки,

        Чтобы твоей госпоже знать, чья она госпожа;

        Взглядами взглядов искать, изъясняясь их пламенным блеском —

        Часто немые глаза красноречивее уст.

575 Тронет ли чашу губами она, перейми эту чашу

        И за красавицей вслед с той же пригубь стороны;

        Если к какому куску она потянется пальцем,

        Ты, потянувшись за ней, руку рукою задень.

        Кроме того, не забудь и понравиться мужу подруги —

580 Станет полезнее он, сделавшись другом твоим:

        Если по жребию пьешь — уступи ему первую долю

        И со своей головы дай ему первый венок,

        Пусть ему первым нальют, будь он выше тебя или ниже,

        Что бы он ни сказал — с легкой готовностью вторь.

585 Самый испытанный путь — обманывать мнимою дружбой

        (Все же опасность таит даже испытанный путь):

        Именно так и делец, превышая свое полномочье,

        Больше берет на себя, чем доверялось ему.

        Мера есть и питью — указать ее вовсе не трудно:

590 Пусть голова и нога будут послушны тебе!

        Больше всего берегись за вином затевать перебранку,

        Бойся волю давать рвущимся к бою рукам:

        Евритион нашел себе смерть в неразумной попойке,[207] —

        Нет, за столом и вином легкая резвость милей.

595 Пой, коли голос хорош, пляши, коли руки красивы, —

        Всем, чем можешь пленить, тем и старайся пленить.

        Истое пьянство вредит, но мнимое даже полезно:

        Пусть заплетется язык, пусть залепечется речь, —

        Что б ты теперь ни сказал и ни сделал не в меру ретиво —

600 Все для тебя не в упрек: скажут, виновно вино.

        «Благо любимой моей и благо любимому ею!» —

        Так говори, а в уме: «Чтоб ему сдохнуть!» — добавь.

        Но покидают застольники стол, расходясь многолюдно;

        Тут-то сама суета подступ к красавице даст.

605 Вдвинься в толпу, проберись к красавице, словно случайно,

        Пальцами стана коснись, ногу ногою задень.

        Вот когда время начать разговор! И Венера и Случай —

        Оба помогут тебе; Стыд неотесанный, прочь!

        Здесь твоему красноречью не надобны наши советы,

610 Только сумей захотеть — сразу же станешь речист.

        С ролью влюбленного сладь, словами яви свои раны,

        Хитрость любую найди — пусть лишь поверит она.

        Это нетрудно: ведь каждая мнит, что любви она стоит;

        Даже и та, что дурна, верит в свою красоту.

615 Часто бывало: притворно любя, притворщик влюблялся,

        Взявшись казаться таким, впрямь становился таков.

        Так не таите же, девушки, зла на мужское притворство —

        Из повсечасной игры часто рождается страсть.

        Ты же, о юноша, вкрадчивой речью подтачивай сердце,

620 Как неустанно река точит нависший обрыв.

        Не уставай восхвалять лицо ее, волосы, руки,

        Пальцев тонких изгиб, ножки-малютки следок.

        Слышать хвалу своей красоте и стыдливая рада:

        Каждая собственный вид ценит превыше всего.

625 Разве Юноне и разве Палладе не стыдно доселе,

        Что на Фригийской горе не предпочел их Парис?

        Слыша себе похвалу, и павлин свои перья распустит,

        А утаишь похвалу — он утаит красоту.

        Даже разубранный конь на скачках несется быстрее,

630 Слыша, как плещет толпа, шею и гриву хваля.

        Будь в обещаньях нескуп — обещанья пленяют красавиц.

        Всеми богами божись, лишь бы доверья достичь!

        Сам Юпитер с небес улыбается клятвам влюбленных

        И развевает их вмиг взмахом Эоловых крыл.

635 Даже стигийской водой сам Юпитер божился Юноне, —

        Ложным клятвам не чужд, ложным он клятвам не мстит.

        Выгодны боги для нас — коли выгодны, будем в них верить,

        Станем на древний алтарь и возливать и кадить.

        Боги не праздны, они не стынут в дремотном покое, —

640 Боги над теми блюдут, кто добронравно живет.

        Долг не жалейте платить, договор страшитесь нарушить,

        Душу храните от лжи и от убийства ладонь, —

        Лишь за одно наказания нет: обманывать женщин.

        Здесь и только здесь верность стыдней, чем обман.

645 Будем неверны неверным! Пускай нечестивое племя,

        С хитростью выйдя на нас, в свой же силок попадет.

        Есть рассказ: девять лет лежал плодоносный Египет

        Сух, и не падал с небес дождь, орошая посев.

        Фрасий пришел к Бусириду и молвил: «Смягчится Юпитер,