Электра

Огни зажигают снова и снова. Ночами я смотрю на их зарево, пока не выгорят они дотла, оставив за окном лишь звездную тьму. Воображаю, как флот его приближается с каждым восходом солнца – Эос проводит розовыми перстами по небу над нашими с ним головами, и наступает новое утро, а значит, до возвращения отца остается на день меньше. Я прождала его много лет, но именно эти последние недели тянутся дольше всего, эти последние дни, когда нетерпение мое особенно алчно и разъедает душевный покой, разрывает в клочья даже видимость выдержки.

Но хоть ожидание и невыносимо, есть сладость в этой муке, блаженство в предвкушении. День за днем проходит время, и всякая заря, нарождаясь, сближает нас.

И вот наконец однажды, лежа без сна и в который раз наблюдая, как тает за окном ночная тьма, приоткрывая призрачную бледность небес, я слышу переходящий из уст в уста крик рассеянных по холмам часовых. Резко сажусь, не смея поверить ушам. Но ошибки быть не может. Это та самая, долгожданная весть. Греческий флот благополучно причалил к родному берегу. От столь сладостной мысли распирает грудь, и в этот миг острейшего, чистейшего восторга я ощущаю прилив сил, душа моя пробуждается после долгой зимы. Вскакиваю, одеваюсь в утренних сумерках. Наконец-то я увижу отца, он дома, вправду дома, в самом деле. Какой покажусь ему? Узнает он меня? Пальцы не слушаются. И я безжалостно дергаю тончайшее сукно: растянется – и пусть. Только, может, и зря. Много лет я не заботилась о внешности, но Агамемнон так давно меня не видел, с тех пор как я девочкой была. Хочу ведь, чтобы он мной гордился. Силюсь успокоиться, унять дрожь в руках. Приглаживаю волосы, дышу как можно глубже.

На сей раз хлопочут во дворце еще пуще. С того дня, когда зажглись сигнальные огни, это утро не раз уже репетировали, а потому работают складно и слаженно. Рабыни торопливо завешивают стены великолепными, расшитыми золотом полотнами, увивают деревянные колонны затейливыми гирляндами из цветов и папоротника, уставляют длинные столы начищенными до блеска чашами и блюдами, укладывают на скамьи узорчатые мягкие подушки. Пошатываясь от усталости после бессонной ночи, я на минуту теряюсь посреди суеты. А потом думаю: “Ведь это все правда!” – и вновь переполняюсь восторгом.

Вижу мельком, как вплывает в широкую арку тронного зала Клитемнестра – голову держит высоко, спину прямо, как всегда, ничем не выдавая ни страха, ни даже тревоги. Не сбежала, не забилась в угол. Я в нерешительности: а вдруг вести и правда плохие? Но к чему тогда готовятся, если не отца встречать? Мать просто идет напролом, как и все это время, думаю я и на миг восхищаюсь ее непреклонностью. Может, она и сумеет выйти сухой из воды. Может, после отцова возвращения мы снова заживем одной семьей.

Следую за ней.

– В чем дело? – спрашиваю, и мы пристально глядим друг на друга. Чувствую, как близится нечто неведомое, оно вот-вот раскроется, вот-вот соединит нас.

Но тут взгляд ее темнеет. Не успев раскрыться, нечто захлопывается, и меня, не понявшую еще, что к чему, хватают. Рука зажимает мне рот, я давлюсь, желчь подступает к горлу, а мать отдает приказ.

– Заприте ее в покоях, – велит она.

Мне же никак не закричать, не издать ни единого звука, и меня тащат прочь, стискивая до синяков, до удушья, а потом вталкивают в комнату, я падаю и с треском бьюсь коленями об пол. Кое-как набрав воздуха в грудь, с пронзительным криком кидаюсь на закрывшуюся дверь, снова и снова, пока от собственных же воплей на начинает раскалываться голова.

Никто не приходит.

Измучившись и обессилев, я отворачиваюсь, сползаю на пол, прислонившись спиной к крепкой двери, – во рту привкус крови, по щекам текут напрасные слезы.

И понимаю, кажется, что она задумала. Но мне никак не выйти из комнаты, никак ей не помешать.

22. Клитемнестра

Электру запирают, обитая железом дубовая дверь глушит ее крики, и я, испустив слабый, прерывистый вздох, провожу рукой по глазам. На миг отдаюсь исходящему от нее страданию, но тут же, взяв себя в руки, заталкиваю его поглубже, топлю в ярости, которая бродит в животе. Вот что питает меня, вот от чего крепнет решимость и твердеет рука. Пусть это я отдаю приказы стражникам Эгисфа, но мучается дочь не по моей вине. Нельзя дать Электре все испортить. Она, конечно, злится, но я ведь защищаю ее. Ифигения тоже верила отцу, а что из этого вышло? Придет день, и Электра поблагодарит еще за то самое, что я вознамерилась сделать и обязана сделать ради всех нас.

Я готова. Столько раз уже проделывала это мысленно, ночь за ночью. В моих ровных, спокойных движениях – безупречная плавность. Я будто вновь вернулась в детство, в Спарту, где мы с сестрой плавали по-лягушачьи в кристально чистых водах. Под волнами, в толще моря скрывался совсем отдельный, безмолвный мир – тайное место, где можно было выделывать что угодно, не стесняясь и не притворяясь, – пока не вынырнешь. Дворец в волнистых тенях походит на подводное царство, но в этот раз, всплыв на поверхность, я окажусь в иной действительности. Которую сотворю сама.