Электрический штат

Ни один из ста пятидесяти человек персонала базы не прожил более нескольких часов после того, как с них сняли нейрошлемы. Так что, когда члены Конвергенции рассуждают о межцеребральной божественности и о том, как во время войны она пыталась принять физическую форму, я не намерен спорить. Я бы не назвал то, что видел на острове Чарлтон, божественным, хотя это точно не имело никакого отношения к человеку. Конвергенты верят, что во время войны суперинтеллекту удалось вызвать по крайней мере одну успешную беременность, и что этот ребенок несет в себе идеальный нечеловеческий геном, и что святая обязанность Конвергенции – обеспечить его размножение.

Может, это и безумие. Не имеет значения. Не важно, что вы об этом думаете. Важно лишь, что у Конвергенции денег куры не клюют и что этот мальчик для них очень ценен. Возможно, это наш последний шанс, поэтому просто вспомните, что земля уже горит у нас под ногами. Что дороги скоро станут непроходимыми и мы потеряем свой последний шанс.

Теперь слушайте. В тайном раю мыса Победы произошло нечто невероятное. Монстры существуют – создания, которых я видела в тумане на мысу, нельзя назвать иначе, как монстрами. Я имею в виду, что они построены большей частью из металлолома и их создали люди. Я могла ясно разглядеть части дронов: ногу, руку, смеющееся лицо. Но было еще кое-что. Сложность, которой я никогда раньше не наблюдала. Провода, пластмасса, сталь и смазка превратились в непроницаемую органическую массу, в нечто собранное не как попало, а с определенной целью, и эта невообразимая масса медленнно колыхалась. Как будто дышала.

Когда эта штука вышла из тумана перед нашей машиной, я испугалась. И одновременно я была… потрясена. Как, заблудившись в дремучем лесу, выходишь вдруг на огромного дикого зверя. Помимо чудовищности и нелепости, в создании чувствовалось что-то еще… пожалуй, самое точное слово – величие. Впечатление усиливали движущиеся следом граждане Пойнт-Линдена – сотни людей, связанных нейрошлемами друг с другом и с блестящим от смазки богом в тумане. Спокойно и мирно обойдя нашу машину, они вновь собрались в толпу и вскоре растворились в тумане.

Улицы Пойнт-Линдена были совершенно безлюдны. Пока мы медленно катили между пригородными садами, я вглядывалась в крошечную карту из папки риелтора. Элдер-роуд, Джефферсон-роуд, Честнат-стрит, Оуквуд-авеню, Гамильтон-лейн. Обычные названия заурядных улиц, на которых стояли ничем не примечательные дома, заселенные когда-то самыми обычными семьями.

Сады заросли и одичали. Кое-где из травы вырастали причудливые фигуры – неприкаянные, скрученные зародыши, стремящиеся явиться на свет.

Должна признать: они меня поразили. Почему-то захотелось остановить машину, подойти к ним, потрогать и внимательно рассмотреть каждое из этих странных разрастаний. В другой реальности мне бы это понравилось. Я бы спокойно шла по улицам, зачарованная, пусть и с некоторым отвращением. Сейчас все было вывернуто наизнанку. Мы сами – фантастический нарост, скопище больных душ в здоровом мире. За нами нет никакой безопасной повседневной жизни, нет нормальности, в которую можно вернуться, и единственный выход – впереди.

Знаю: то, что мы делаем, нельзя назвать цивилизованным. Но подобное произошло и с тобой. Как и я, ты проснулся однажды и внезапно осознал неизбежное: мы больше не живем в цивилизованном мире.

К дому номер 2139 по Милл-роуд мы подъехали поздно вечером одиннадцатого мая 1997 года, через шесть месяцев после того, как Скип нашел меня в Зосте, и теперь самое время рассказать о моем брате.