Электроник — мальчик из чемодана

Вдруг зайчик пропал. Только что он сидел на серожелтом полотне и вот исчез. Луч от зеркальца тянулся блестящим мечом к экрану, а светлого кружка на нем не было, словно луч проткнул полотно.

Сережка снова поймал солнце и пустил зайца в нижний угол экрана. Заяц поскакал-поскакал и через мгновение опять исчез. Его будто накрыла мягкая невидимая рука.

Все еще направляя луч в то же место. Сережка с забившимся сердцем подошел вплотную к экрану и резко обернулся, почувствовав, что за его спиной ктото стоит.

Он увидел девочку с тонкой косичкой. Она держала корзинку, покрытую тряпкой.

Сыроежкин разинул от удивления рот, соображая, как девчонка могла оказаться за его спиной, но она опередила его вопрос.

— Это мой дедушка поймал твоего зайца. — Девочка наклонилась к Сереже и доверительно сказала: — Он лучший охотник на солнечных зайцев во всей нашей стране.

Сережа еще шире разинул рот, но опять ничего не успел спросить, потому что откуда-то появился седой дед с большим сачком. Дед держал что-то блестящее, сверкающее, огненно-золотое. Нельзя было рассмотреть этот блеск, так резало глаза.

Сережа прищурился, прикрыл глаза ладонью и сквозь пальцы разглядел добычу. Девочка не обманывала: дед нес огненных зайцев, держа их за длинные уши! Было похоже, что они солнечного происхождения.

— Спасибо, сынок, — добродушно сказал дед. — Ты принес охотнику удачу, хотя и заставил побегать. Но пора нам домой. Хочешь проводить нас? Ты попадешь в город, какого прежде не видывал.

— Да-да… — закивал Сережа. Ему очень захотелось увидеть тот самый город, где живут охотники за солнечными зайцами.

Они шли через лес.

Сережа вертел головой, с удивлением рассматривая деревья. Странный был этот лес. Как будто простые елки, березы, сосны. Но стволы у них не круглые, а как линейки. И ветки растут только по бокам — вправо и влево.

— Уже недалеко, — заметил старик. — Вот просвет, а там и город.

Дорога-стрела, вырвавшись из леса, превратилась в городскую улицу. Стояли на ней обычные дома. С треугольниками крыш, квадратами окон, прямоугольниками дверей. Шли люди, ехали машины.

Сережку с первых же шагов охватило смутное чувство тревоги. Одних пешеходов он видел только спереди и сзади и не замечал, как они проходили мимо. Других он мог разглядеть только сбоку, а издали они были похожи на тонкие палочки или черточки.

Старик окликнул его:

— Ну, сынок, поброди-ка с Анкой по улице, а я пойду домой. Ты счастливый, может, и внучке принесешь удачу.

— Пошли? — спросила Анка и тряхнула корзиной. — Ты и вправду счастливый? А то много дней у нас нет совсем покупателей…

— А что ты продаешь? — спросил Сережка. — Ириски?

— Не-ет, — покачала головой Анка, — у нас не продают ириски. В этой корзине — улыбки.

— Улыбки? — улыбнулся Сережка. Честно говоря, ему совсем не было весело.

— Смотри!

Анка сдернула с корзины платок, и Сергей зажмурил глаза от нестерпимого блеска.

— Эти улыбки дедушка делает из шкурок зайцев, — продолжала девочка. — Я думала, ты догадался. Только их мало покупают.

И она обратилась к странным прохожим:

— Купите улыбку! Очень дешево. Улыбку простую — печальную, грустную. Улыбку для всех — детскую, взрослую. Какую хотите. Купите, купите!..

Но никто не желал купить солнечную улыбку. Прохожие шли мимо, помахивая тощими портфелями. Они не замечали Анку и ее золотую корзинку. Их лица были сосредоточенны, движения точны, глаза устремлены вперед. Даже собаки пробегали молчаливо, таинственно, будто тени.

И вдруг Сыроежкина осенило: вот так штука, здесь же все плоское!

Он внимательно посмотрел на улицу. Это был плоский город: автомобили, дома, фонари, деревья, жители, даже собаки — все-все плоское, как блин, как доска, как стена, словно вырезано из картона или бумаги. Даже девочка Анка, которая стоит рядом с ним, и та плоская. У нее всего одна косичка. Как он раньше не заметил!

А вот важно идет человек с огромным животом. Наверное, он считается толстяком. А на самом деле, если посмотреть сзади, он тоньше иглы. Сережка не выдержал, захохотал: какой узкий стул нужен этому толстяку! А кровать — тоньше линейки! А какие бутерброды жует этот толстяк? Папиросную бумагу он жует, а не бутерброды.

Он смеялся до слез, не замечая, как насторожилась Анка, как остановились прохожие, как собралась небольшая толпа. Плоские люди строго смотрели на веселого мальчишку, перебрасывались сердито:

— Какой невоспитанный! Только я сосредоточился, как вдруг этот ужасный смех. Он спутал все мои расчеты.

— Да, вот такие мешают спокойному течению мыслей.

— Я всегда говорил, что для чересчур резвых детей надо открыть школу с усиленной программой по черчению.

— И еще вечно путается под ногами девчонка! Кому нужны эти дурацкие улыбки?

— Тише! — испуганно воскликнул кто-то. — Идут хранители теоремы.

Толпа смолкла, расступилась, пропуская три важные фигуры.