Но я понимаю, что она хочет сказать «уравновешенный». Я начинаю чувствовать себя уравновешенным. Знаешь, Черная Мария, у себя в Нью-Йорке я даже заработал себе репутацию пижона. И все-таки синий шелковый блейзер, широкий галстук с клоунами и… пара начищенных до блеска низких черных туфель почему-то не подвигают никого из торчков Сан-Франциско на Студенческие Издевки. Лоис расстреливает по одному всю эту зефирную команду; Ветерок прячет голову в самое нутро своей гномиковой шляпы; Черная Мария, которая сама – Скорпион, тщательно изучает знаки зодиака; Стюарт Бранд, сидя за рулем, петляет по улицам; вспыхивают блестки – и в этом нет ничего особенного; обычное дело, обычное для торчкового мира Сан-Франциско, всего лишь заведенный порядок, попутно приводящий в смятение граждан, не более чем пища для души чудесных людей, согласившихся подбросить некоего нью-йоркца до Склада, где он намерен дожидаться Вождя, Кена Кизи, который выходит из тюрьмы.
Почти все мои тогдашние представления о Кизи заключались в том, что он пользуется большим уважением как писатель и имеет постоянные неприятности из-за наркотиков. Он написал романы «Над кукушкиным гнездом» (1962), который в 1963 году был переделан в пьесу, и «Времена счастливых озарений» (1964). В компании с Филипом Ротом, Джозефом Хеллером, Брюсом Джеем Фридманом и парочкой других он всегда считался одним из молодых прозаиков, которым суждено большое будущее. Затем он был дважды арестован за хранение марихуаны – в апреле 1965-го и в январе 1966-го – и сбежал от сурового приговора в Мексику. Похоже, как рецидивисту, ему грозило не меньше пяти лет. Однажды в руки мне попали письма, которые Кизи писал из Мексики своему другу Ларри Макмёртри, автору книги «Скачи дальше, всадник», по которой потом был поставлен фильм «Скорлупа». Письма были сумасбродные и иронические, нечто среднее между Уильямом Барроузом и Джорджем Эйдом. говорилось в них об укрытиях, маскировке, паранойе, бегстве от полиции, курении марихуаны и поисках сатори в Крысиных землях Мексики. Было там одно место, написанное в стиле Джорджа Эйда от третьего лица в качестве пародии на то мнение, какое должно было сложиться о нем в тогдашнем добропорядочном мире США.
«Короче говоря, этот молодой, красивый, преуспевающий, счастливый в браке отец троих прелестных детишек превратился в одержимого страхом наркомана, находящегося в бегах из-за судебного преследования за три тяжких преступления и Бог знает сколько мелких, да к тому же еще и пытается вылепить новое сатори из старого прибоя – говоря еще короче, он попросту не в своем уме.
Бывший атлет, столь ценимый, что ему доверяли подавать сигналы с линии, и участвовавший в состязаниях за национальную борцовскую корону, ныне он не уверен, сможет ли сделать дюжину отжиманий. Бывший обладатель феноменального банковского счета, загребавший деньги со всех сторон, ныне только и может, что просит свою бедную женушку наскрести и выслать ему восемь долларов на бегство в Мексику. И хотя еще несколько лет назад его вносили в справочник «Кто есть кто» и просили выступить в таких благопристойных собраниях, как «Уэлесли-клуб» в Дале, ныне ему не позволят выступить даже на митинге КВД (Комитета Вьетнамского Дня). Так что же привело человека, подававшего столь большие надежды, в столь незавидное состояние за столь короткое время? Что ж, друзья, ответ заключен в одном-единственном не слишком длинном слове, в четырех затертых от употребления слогах:
Наркотики!
И несмотря на утверждения некоторых безмозглых сторонников этих химикатов о том, что, как известно, наш герой не отказывал себе в наркотиках и до того, как добился успеха на литературном поприще, следует подчеркнуть, что задолго до появления в его жизни так называемой психоделии существовали свидетельства его высокого литературного мастерства, однако не было никаких свидетельств тех безумных мыслей, которые мы обнаруживаем впоследствии!» После чего он добавил:
«(О, ветер шумит как давно… как давно… стропила гудят и стены имеют глаза…а дверь к этой птичке в молоде-е-е-еющем небе как давно я там не был… О, хихикают волны как давно как давно над прошлым убитым когда дурное изгнали и все двери к птичкам пропали тогда – как давно.)»
Я задумал поехать в Мексику, попытаться его разыскать и подготовить материал о Молодом Прозаике, а в жизни – Беглеце. Я принялся повсюду расспрашивать о том, где именно в Мексике его можно найти. Каждый ушлый знаток в Нью-Йорке имел на этот счет верные сведения. По-видимому, в то лето не знать этого было попросту неприлично. Он в Пуэрто-Балларте. Он в Айихике. Он в Оахаке. Он в Сан-Мигель-де-Альенде. Он в Парагвае. Он только что отплыл на пароходе из Мексики в Канаду. И каждый знал наверняка.