Кто-то ослабил хватку плеча и быстро накрыл мой рот ладонью. Я пыталась увернуться, но он лишь сильнее сжал ладонь, я думала, что задохнусь, потому что этот человек, закрыл мне и нос тоже.
В какой-то момент толпа хлынула так, что сбили моего мучителя с ног, и он убрал руку. Я вдохнула полной грудью и закричала:
– Они больше не могут проводить Операции из-за кисты, которая появляется у многих в головном мозге! Если оперировать Элемента с кистой, он умирает! Все, кто рождается, не поддаются действию ПВ, они все рождаются с кистой! А еще некоторым вообще не делают Операцию! Например, вот этим Беллаторам Совета, они из Независимого Отдела Кон…
Я почувствовала сильный удар и в глазах потемнело…
Было больно. Болело все. Но особенно лицо, голова. Видимо меня ударили по лицу, когда я потеряла сознание. Я лежала, не открывая глаз, чтобы понять где нахожусь. И пытаясь осознать, что же произошло.
Пока я поняла одно – с публичными выступлениями у меня как-то не задалось. Что во время суда, что сейчас. Где-то справа у виска была ноющая тупая боль. А ведь я впервые в жизни чувствовала боль настолько сильную. И вообще сегодня многие впервые увидели, что значит ударить.
Я приоткрыла глаза. Рядом ко мне спиной стоял человеку в форме ученого. Он обернулся. Это был Лютер Барлоу. Я выдохнула с облегчением. Надеюсь, сейчас я не представляю особого интереса для его опытов, если не представляю, то с ним я в безопасности.
– А-а-а, очнулась! Ну как ощущения? – спросил он разглядывая мою голову.
– А мне вкололи обезболивающие препараты? – спросила я.
– Нет, – тут ж ответил он.
– Почему? – мой голос был сиплым. А при повороте головы еще и шея болела.
– Ну… скажем так, немного обезболили, но не так, как могли бы…
– Решение Совета? – уточнила я.
– Мое, – абсолютно честно ответил он.
– Почему? Зачем?! – я приподняла голову и тут же вскрикнула от боли.
– Кое-что проверяю, – ответил он, рассматривая какую-то информацию на стеклопланшете, поступавшую видимо со всех датчиков, подключённых ко мне и установленных рядом.
– Ох, черт…, – выдохнула я.
– Не ругайтесь, – сказал он невозмутимо, продолжая смотреть на какие-то изображения.
– Я надеялась, что вы потеряли интерес ко мне… и моему мозгу…
– Инурия Кан, я ученый, и пока у меня есть хоть малейшая возможность вас исследовать, я буду это делать…
– Я уже поняла.
Я осторожно повернула голову к Барлоу и спросила:
– Как Стиг и Ману?
– Абсолютно здоровы, мечутся в своих комнатах, так как не знают, что с вами происходит.
– Вы им не рассказали? – спросила я.
– Нет. Это запретили делать…
– Совет?
– Скажем так, те, кто убирает за Советом последствия их правления.
– НОК?
Ученый кивнул
– Странно, что они еще не здесь, – нахмурилась я.
– Не переживайте, скоро будут.
Он что-то быстро напечатал, а затем сказал:
– Вот и все! А теперь обезболивающее!
Взял пистолет для инъекций и ввел мне желтый раствор, спустя пару минут, я ощутила, как утихает все, что болело и ныло. Я сглотнула и задала главный вопрос, который меня очень интересовал.
– Скажите. А что… с Элементами… со всеми… со всем, что случилось….
– Вы хотите знать, не началась ли революция в лучших традициях жанра? – спросил он, разглядывая меня, с усмешкой.
– Ну… да…
– Скажем так, наше Правительство в таком затруднительном положении, что даже я не могу представить какой же выход они найдут.
– То есть им не удалось всех усмирить? – с надеждой в голосе спросила я.
– Элемент Кан, – сказала Барлоу, приподняв седую бровь. – теперь это не удастся никому… тем более после того, как кому-то снова удалось передавать все ваше выступление по всей стране, ну почти все…
Это все Эйсон. Больше некому.
Я откинулась назад, легла поудобнее и уставилась в абсолютно белый потолок. Первая моя мысль была: что я наделала? Даже если мы получим ту самую свободу, мыслями о которой заразилась я и заразила других, что будет? Уйти жить за стену? Но Ману прав, там нет никакой помощи, мы не умеем лечить, выживать, во что там одеваться? Чем питаться?
Новый идеальный мир в моем понимании был бы здесь же, в городе, во всех городах, но без стен, если нет опасности для Элементов из вне. Либо с возможностью свободного выхода, никаких запретов в одежде, разнообразие во всем и так далее.
Но…
Совет не позволит этого. Я даже начала верить, что для меня самое страшное теперь позади. Я выживу в любом случае. Теперь точно. После того, как у нас появилось то, что ранее называли «массовым сознанием», тяга к свободе, теперь Элементы знают, что значит бороться и отстаивать. И они будут это делать. Но никто не даст нам жить так, как хочется. Совет до последнего будет внедрять свое видение и устройство мира. И если понадобится, то будет делать это насильно. Теперь я это знаю наверняка.
Я не заметила, как Барлоу вышел. И не заметила, как уснула.
– Инурия, вы плохо едите, – поучительным тоном сказала мне девушка, которая приносила брикеты с едой.
– Знаете, удивительно, что после клубники я вообще способна есть это, – с ворчанием ответила я.