– Ты знаешь, мне не совсем нравится эта идея, – прошептал Голос после короткого размышления. – Скажи честно – это действительно ТАК уж необходимо?
– Я всегда делаю все возможное, чтобы избежать личного общения с тобой. Если я пошел на это снова спустя всего пару-тройку дней, поверь: это необходимо, – так же незаметно для себя перейдя на шепот, сказал Шеф. – Вполне возможно, что тринадцатый
в курсе относительно происходящих сейчас в– Две тысячи лет назад мы уже беседовали с ним, – прошелестел Голос. – Если так пойдет и дальше, то его включат в программу обязательного посещения туристов.
– Верно, – снова глотнул виски Шеф. – И цену за билет можно назначить – тридцать серебряных монет. Знаешь, это было бы забавно. Хотя я понимаю – ты не любишь его.
– Я люблю всех, – строго прервал его Голос.
– Конечно. Но кого-то все-таки ты любишь меньше, чем остальных, верно? – вывернулся Шеф. – Откровенно говоря, я к нему тоже не испытываю симпатий. Сам тогда еще был зеленым новичком, в какой-то степени – даже романтиком. Если б я знал, как люди любят деньги… Он тебя за тридцать динариев сдал? Даже смешно – и кувшина масла не купишь.
– Давай ближе к делу, – меланхолично прервал Шефа Голос. – Если я дам согласие на встречу с тринадцатым
, это в какой-то степени поможет найти убийцу Менделеева?– Стопроцентную гарантию никто дать не может, – сообщил Шеф. – Но хотелось бы, чтобы было именно так. Делами не могу заниматься, все из рук валится – эта неуловимая сволочь всего четырьмя убийствами поломала мне в
– Хорошо. Я пришлю тебе бумагу с моим официальным согласием и печатью. Но условие – твой человек должен идти туда один. Без тебя и без любого сопровождения.
– Ты думаешь, я тут ночами не сплю – думаю, ах, как бы мне повидаться с тринадцатым
? – фыркнул Шеф. – Мне этот человек неприятен. Хотя это вовсе не значит, что ты сам мне когда-нибудь понравишься. Просто этот тип за полкувшина масла сдаст и тебя, и меня, и родную мать. Натура у него такая. Но может, масло было очень хорошее?– Я сейчас разрыдаюсь. Тоже мне ангел нашелся, – съехидничал Голос. – У нас с тобой прямо фильм «Молчание ягнят» получается: добро и зло сотрудничают против еще большего зла, зрители в экстазе. Но вот что – как только ты поймаешь убийцу, давай сразу обновим защиту кабеля. Мне неприятно даже думать, что не сегодня-завтра расшифровки нашего разговора вывесят на самых посещаемых сайтах «Хеллнета».
– Я тебе уже говорил – это не поможет, – хмыкнул Шеф. – Может быть, сработает на две-три недели, а потом опять начнется то же самое: хакеры сломают защиту нового силового поля и подберут код. Специалистов тут хватает. Сделаем, мне не жалко.
– Я всегда был за то, чтобы хакеры попадали в Ад, – лаконично подвел черту Голос. Ладно, договорились. Жди бумагу. И пожалуйста – звони как можно реже.
– Будь уверен – я по тебе скучать не стану.
Нажав голубую кнопку, отключающую связь с Небесной Канцелярией, Шеф задумчиво повертел в руке опустевший хрустальный стакан. Он солгал, сказав, что личное общение с тринадцатым
его нисколечки не интересует. Уже две тысячи лет он пытался понять, что сподвигло этого человека предать своего Учителя, обречь его мучения за сущие копейки.После своей смерти Иуда спокойно постучался в Райские Врата, будучи абсолютно уверен, что ему там – самое место. Оно, конечно, давно известно, что простота хуже воровства, но чтобы до такой степени… Когда будут закончены все бумажные формальности, тринадцатого
посетит Калашников: его можно будет попросить задать часть интересующих вопросов. Иуда любит поговорить, вот только делать это ему не с кем.Потянувшись влево, Шеф нажал на другую кнопку – громкой связи.
– Да, монсеньер, – услышал он мелодичный голос казненной французской королевы Марии-Антуанетты, работавшей у него секретаршей последние двести лет.
– Калашников еще в приемной?
– Нет, монсеньер. Убежал куда-то. Сказал, что скоро будет.
– Вот незадача. Найди его. Он мне срочно нужен.
– Конечно, монсеньер. Одну минуточку.
Глава восьмая
Последний
(7 часов 00 минут)
Почтительно ерзая на краешке пластмассового стула, Гензель внимательно всматривался в лицо человека в черном. Когда тот говорил, оно не менялось. Обрамлявшие щеки усталые морщинки не двигались в такт словам, а оставались неподвижными, словно были вырублены из дерева. «Интересно, – размышлял Гензель, – кем он был раньше? Редкая невозмутимость, привычка все перепроверять по многу раз, разговаривает обстоятельно и негромко. Видно умение руководить. Учитель? Бывший военный? Что заставило его бросить свою работу перед тем, как стать ИМ?».
– Гензель, ты меня вообще слушаешь? – человек в черном помахал рукой перед бледным носом