Элеонора Августа

Толпа стала напирать, всем хотелось посмотреть на невесту. А Волков пошел к ландаману. Невеста, ее дети, его племянник… Это все интересовало его постольку-поскольку… Для генерала главным тут был Клаус Адольф Райхерд, первый консул, ландаман земли Брегген.

– Рад вас видеть! – Генерал поклонился будущему родственнику.

– И я рад, – отвечал Райхерд. – Тем более что для вас у меня хорошие новости.

«Надеюсь, ты привез мне договор о мире, который ратифицировал совет кантона».

– Мы поговорим об этом, как только представится возможность, а сейчас позвольте, господин ландаман, я представлю вам мою супругу. – Волков повернулся к жене. – Господин Райхерд, это моя супруга Элеонора Августа фон Эшбахт.

Элеонора Августа величественно, насколько позволял ей живот, присела и склонила голову.

– Наслышан о вас, добрая госпожа, – кланялся ей в ответ ландаман, – вы же урожденная Мален.

– Так и есть, – важно отвечала Элеонора Августа.

– Большая честь, – говорил Райхерд, – большая честь.

«Хорошо, что я взял сюда жену. Эти Райхерды такие же, как и Кёршнеры, купчишки из мужиков, перед любым титулом готовы кланяться».

На открытом месте поставили навесы от солнца, ставили кресла, столы, лавки. Из соседних трактиров прибежали люди, прикатили бочки с пивом и вином, за трактирами резали свиней, телят, кур, овец. Готовился пир, о котором Волков и не подозревал поначалу. Оказалось, что пир в честь его дома и дома Райхердов готовы оплатить гильдии города Лейденица. «Ну что ж, хорошо». Но во главе пира, на первых местах, сидеть в этот раз не ему. Там было место для Урсулы Анны да Шанталь и его племянника Бруно Фолькофа. Умудренная жизнью женщина, чтобы успокоить молодого человека, время от времени похлопывала его по руке и что-то ему говорила, а он, юноша пятнадцати или шестнадцати лет, слушал ее и, соглашаясь, кивал.

Скучно на пиру никому не было, менее всех самому Волкову. Он, Райхерд, Роха и еще полдюжины господ, в том числе советник Вальдсдорф, собрались под навесом чуть в стороне от всех, и там, между тостами, ландаман представил Волкову человека:

– Второй секретарь совета земли Брегген, господин Пинотти.

Пинотти поклонился кавалеру и достал из шкатулки большую печать.

– Господин кавалер, совет кантона Брегген большинством голосов ратифицировал договор с вами. Эту печать и свою подпись я поставлю на вашем договоре, и мир между вами и землей Брегген будет считаться свершившимся.

Волков сделал знак Максимилиану: подайте договор. Говорить он не мог, только смотрел, как второй секретарь совета расписывается и припечатывает бумагу большой печатью. После генерал взял бумагу. Ему пришлось приложить усилия, чтобы скрыть дрожь в пальцах, – это была очень важная бумага, эта бумага была последним камнем в фундамент, на котором он собирался строить здание примирения с герцогом. Теперь все готово. И все-таки не выдержал генерал, даже встал от радости и сказал Максимилиану:

– Прапорщик, найдите и отправьте кого-нибудь к полковнику. Хоть Хенрика, например. Пусть полковник снимает лагерь и выводит гарнизон. Я напишу письмо.

– Сейчас? – немного удивился Максимилиан.

«Знали бы вы, прапорщик, во сколько мне обходится ежедневное содержание пяти сотен людей, – не спрашивали бы».

– Немедленно, прапорщик, немедленно, – сказал генерал.

Господа Райхерды слышали его – довольны были, кивали ему, улыбались. Видели его поспешность, принимали ее за жест учтивости, за любезность. А Волков сам считал про себя: «Сказать ему, чтобы торопился. Сейчас отплывет на малой лодке, к ночи уже там будет. Поутру Брюнхвальд начнет лагерь выводить, через три дня все на моем берегу окажутся. У Брюнхвальда там немало провизии, мужикам моим до весны ее хватит. И серебра сэкономлю. Все хорошо выходит».

При этом Волков улыбался и кланялся горцам. Его взгляд случайно встретился со взглядом советника Вальдсдорфа, он был должен советнику еще две тысячи монет, и кавалер едва заметно кивнул: вот теперь вы получите все, что вам причитается, вы заслужили.

Тут ландаман кивнул своему брату Хуго, мол, начинай. Тот встал и заговорил:

– Два дня назад, господин генерал, как раз перед нашим отъездом, стража Рюммикона взяла трех людей, что на нашу землю приплыли, двух мужиков и бабу на сносях. Стали выяснять, кто да что, и поняли, что это мужики от вас беглые. По нашему договору беглых мужиков должно нам возвращать. Мы молодого мужика и бабу вам вернем, но один мужик, про то узнав, прыгнул в реку и уплыл, может, и потоп, пойман он не был.

– Прекрасно, господа, буду вам признателен. Максимилиан, не забудьте сообщить коннетаблю, чтобы розыск прекратил, – ответил Волков, слегка поклонившись. – Сии мерзавцы у меня еще и коня украли, я своим мужикам для пахоты коней раздал, коннетабль говорит, что тем конем они лодочнику за побег заплатили.

– Коня при них, кажется, не было, – отвечал Хуго Райхерд. – Но лодочника мы знаем, он будет примерно наказан.

– Я еще раз выражаю вам свою признательность, господа, – произнес кавалер, поднимая бокал за собеседников.