Эльф среди людей

…И, отправляя Турина отдохнуть в Дориате, Куталион меньше всего мог предполагать, что это станет началом их бед.

Ссора Турина с Саэросом, нелепая смерть синдара, глупое бегство Турина.

«Почему всё повторяется? Почему?! Какое безумие заставляет лучших союзников Дориата превращаться в наших врагов?!» – Белег бродил по глухоманью, выискивая следы Турина, и не мог прогнать воспоминания о том, как он искал Лучиэнь и каким кошмаром была для него встреча с Келегормом.

«Я не отдам мальчика Тьме! Не отдам!» – твердил Белег. Но когда реальность оказалась страшнее самых худших его ожиданий, когда на него набросились бродяги и убийцы – нынешние товарищи его Турина – тут силы изменили перворожденному. Будь это обычная засада – он отбился бы. Но сейчас его одолело отчаянье… и только потом – разбойники.

– Белег! Наставник! Как вы посмели связать его, негодяи?!

Турин рассек веревки, синдар молча вышел из круга, освещенного костром, сел в темноте спиной к разбойникам.

– Белег! Прости меня. Прости их, они не знали…

– Почему, – горько спросил Перворожденный, – почему вы оба – такие гордые, такие свободолюбивые – с легкостью сдаетесь Врагу и позволяете ему превращать вас в чудовищ? Вы твердите о том, что одолеете любую преграду, – и не замечаете, как катитесь под уклон. Вы жаждете побед – и проигрываете битву за собственную судьбу…

– Я не понимаю тебя. «Мы оба»? О ком ты?

– Неважно. У меня был друг. Ты тогда еще не родился.

– Он погиб?

– Тот, кто был моим другом, – да, его больше нет.

– Понимаю.

– Вряд ли… Так ты вернешься со мной в Димбар? Ты нужен там: боюсь, стоит Морготу усилить натиск – и мы не удержим границу.

– Нет! Служить Дориату, чтобы потом первый встречный оскорблял меня?! Хватит. Вот мой отряд, и отныне имя мне Нэйтан, мы изгнанники и у нас своя война!

Белег опустил голову:

– К востоку от Дориата себя тоже называют Нэйтани, и у этих изгнанников тоже своя война… И тоже – против всех, – проговорил он, обращаясь скорее к самому себе. – Турин, прошу тебя: поедем в Димбар.

– Я сказал – нет!

Когда он вернулся в Дориат, синдары в ужасе сторонились его. Посеревшее от горя лицо, безжизненный взгляд.

– Турин мертв? – спросил Тингол.

Белег молча покачал головой:

– Он жив, но Тьма поглотила его.

И тихо зазвучал голос Мелиан:

– Быть может, я смогла бы исцелить сына Хурина.

– Госпожа моя, это невозможно. Он не вернется в Дориат.

– Но ты пойдешь к нему. И отнесешь ему спасение и заботу, завернутые в зеленые листья, – мягко улыбнулась королева.

Самое светлое и святое, что может быть в жизни эльдара, – лембасы, испеченные владычицей.

Самое темное и страшное, что может быть для эльдара, – меч, выкованный с черными чарами.

Спасение и предательство.

Странный груз ты несешь, Белег Куталион.

Амон Руд. Кроваво-красная вершина на фоне неба. Приближаясь к ней, Белег с удивительной ясностью ощутил, что погибнет. Скоро. Цветущие до глубокой осени серегоны алели его кровью.

Это не испугало Куталиона. Мелиан давно произнесла свое пророчество. И, отправляясь на поиски Лучиэни, нельзя было предположить, что они обернутся той самой роковой встречей с Келегормом. Встреча произошла. И с того дня Белег – обречен. И теперь ясно: он погибнет из-за Турина, который слишком сильно напоминает ему былого друга.

Всё известно. Остались лишь мелочи: когда и как.

И еще одно осталось. Главное. Успеть хоть на шаг, хоть на волос отвоевать Турина у Тьмы. Успеть, пока есть время.

Его приход не вызвал ни радости, ни гнева. Турин и его разбойники были изнурены лишениями и болезнями, чтобы встретить Белега чем-то большим, чем вялый интерес.

И тогда он достал лембасы – лучшее лекарство для сломленного духа и израненной плоти. Белег давал им эльфийский хлеб по крошке, по маленькому кусочку, зная – нового не будет. Бесценный дар Мелиан надо растянуть на… на необозримое долгое время.

«– Я бы разделил с тобой хлеб, но у нас его мало и он – для раненых.

– Тогда я могу предложить тебе свой».

Мало. Очень мало. И только для раненых.

Интересно, печет ли сейчас кто-нибудь хлеб сыновьям Феанора? Остались ли на Амон Эреб женщины, способные сотворить лембас?

Белег прогнал эту мысль как самую несвоевременную. На Амон Руд некогда думать об Амон Эреб.

Раненых он лечил лембасами, а для Турина исцелением оказался возвращенный шлем. Сын Хурина изменился на глазах, превращаясь из отверженного беглеца в прежнего славного воина.

... Они снова бились плечом к плечу, наводя ужас на окрестных орков – а потом и на далеких, потому что окрестных просто не осталось. Белег, всё отчетливее ощущая приближение гибели, радовался каждому прожитому дню: уничтожили еще одну шайку врагов, снова поговорил с Турином, смог объяснить ему еще что-то…

– Ты изменился, Наставник, – сказал ему как-то Турин. – Ты стал жаден до жизни. Что произошло?

Белег отшутился в ответ.

Ночь. Амон Руд спит. Только карлик Мим где-то шныряет… ну да пусть его.