Эльфийская кулинария

Эльфизм красочно утверждает, что «слова для бытия сродни тренировкам перед проведением игр, ибо несут в себе пользу сами по себе даже если одержишь поражение, выполняют свою прямую функцию в случае удержания победы, и недоступны животным, которые не могут выйти за пределы бытия и потому не владеют они ни тренировками, то есть пониманием того, что приносит им победу, ни словом

. Однако игры неповторимы при своём проведении, за жизнью всегда стоит нечто неподвластное тренировкам, как за всяким словом стоит контекст. Профаны попадаются в ловушку интерпретаций и тем самым оживляют мёртвый лоскутный мир собственной самостью, и здесь же образуют ту реальность, что именуется «общественной»

. Выйдя за пределы общественного лоскутного королевства

человек обнаружит, что обретённые им в «загробии» слова не имеют никакой силы для окружающей его действительности, ибо как оказалось, общение этими словами не общение вовсе, но игра, в которую не посвящены многие духи. То, что всегда считалось «миром первого плана» оказалось лишь сладкой эгоистичной грёзой, перекидыванием разноцветных платков, камушков, бусинок и иных сувениров с тура по загробию; показать же эту бусинку дереву, так дереву будет ни тепло, ни холодно. По легенде учения эльф здесь не устрашится, как то сделает человек, пожелав вернуться обратно в лоно интерпретационных игр на логику, ведь одерживать малые, но постоянные победы в понимании других тем прекраснее, чем дольше продолжается такая игра.

Деконструируя «лоскутные» слова в «источники», всякое такое слово теряет свою способность к интерпретации, ибо границы его размываются и сами собой становятся частью единой непроизносимой силы, и сила эта сама собой выйдет мир, когда лёгкая воля эльфа возжелает чего-то; игровое отграниченное от подлинного мира пространство лоскутного словоблудия ослабеет и выльется в подлинный мир посредством эльфов. Как сейчас люди собственных детей обучают словам, так сейчас и эльфы обучают бутоны «источникам», прямо ведущей к подлинной коммуникации посредством, не побоюсь этого слова, телепатии, и всякому иному волеизъявлению на языке самой жизни.

Однако отнюдь не каждый из бутонов разделяет эльфийскую позицию по отношению к обществу и миру в целом. Учение, сулящее неисчерпаемую мощь её последователю чаще вселяет ужас, чем почтение со стороны тех, кто так и остаётся человеком. Эльфы это объясняют тем, что люди живя в лоскутном королевстве терпят неприязнь к тем, кого они не понимают, по причине того, что понимание есть победа в игре коммуникаций, и ужас настигает их перед теми, кого они не понимают, но кто понимает при этом друг друга. Тем более для них ужасно видеть одурманенных чем-то головокружительным, ибо тогда они лишаются сами по себе возможности выражаться словами и становятся сродни животным. И представить какого не уподобиться животным, но подлинно понимать тот язык, из чего дух всякого такого животного был скроен, и так понимать, чтобы обладать возможностью общаться, не подавая при этом ни малейшего намёка, ни единого жеста для принимающего такую информацию, и тем более собственной волей иметь возможность им управлять, в воззрении устрашённых это обретает понимание об эльфах как о лишённых человеческого естества субъектах: ещё вчера твой брат по крови был человеком, а сегодня его эльфийская природа позволяет ему же читать твои мысли и управлять тобой на расстоянии усилием одной лишь собственной воли. Испытавшим этот страх предстаёт нелёгкий выбор: или уверовать благость новой ступень человеческого естества и довериться их учению как подлинному, или установить форпосты на подступах к лоскутному королевству, укрепив его стены и усилив его границы, явив его игру еще существенней чем есть и было изначально.

Видение эльфов об устрашившихся.