– Вообще-то, Израиль был против нашего угона самолета. Питерская подпольная сионистская группа просила добро на эту операцию, а он отказал. Ну, а когда такая широкая огласка – Питер, Израиль, – я был уверен, что нас возьмут еще до того, как мы зайдем в самолет, – сказал мне Эдуард, куря по-лагерному – в кулак. – Но на то и был мой расчет – угоним самолет, не угоним, а гвалт поднимется на весь мир! И Кремль должен будет что-то решать…
– Хотите поехать на Брайтон?
– Нет. Зачем?
– Мне очень хочется увидеть – узнают вас на Брайтоне или не узнают? Все-таки это вы пробили железный занавес и открыли нам всем дорогу.
– Перестаньте! Никто меня там не узнает, и слава богу! И, вообще, я это делал ради нашей эмиграции в Израиль, а не в Америку.
– А как вы там себя чувствуете?
– В каком смысле?
– Ну, вот Моисей вывел нас из Египта и довел до Израиля, но в Израиль Господь его не пустил. А вас пустил. И как вам там? Нравится?
– Слушайте, при чем тут Моисей? Вы какой-то махровый романтик.
– Это потому, что я трус. Я видел в Салехарде лагерь строгого режима. Не думаю, что я бы там выжил и месяц. А вы провели там девять лет ради того, чтобы я и все остальные могли тут гулять по Бродвею или в Израиле по Дизингоф. Кто же из нас романтик?
Он усмехнулся:
– Ладно, не будем считаться. А про Израиль… Когда в Союзе мы говорили «мне не нравится то или это», что мы слышали? «Не нравится? Езжай в свой Израи́ль!» Так?
– Точно! – удивился я. – Я стоял в Москве в очереди за сливами, а продавщица двадцать минут трепалась по телефону со своим хахалем. И очередь терпела, а я не выдержал и сказал: «Ну сколько можно?» И вдруг вся очередь повернулась ко мне и так и сказала: «Не нравится? Езжай в свой Израи́ль!»
– Вот видишь, – сказал Эдуард, переходя на «ты». – В Израиле мне многое не нравится, но это моя страна. Там мне такое никто не скажет.
Вернувшись в свою редакцию, я сел за стол и на красивом бланке компании WWCS напечатал на своей новенькой кулачковой пишущей машинке: