Элианна, подарок бога

Тут я обязан отвлечься, к сожалению, от эротических танцев Любкиного кордебалета и пояснить, почему Иосиф так быстро покинул больницу и снова оказался в подвале «Распутина». Во-первых, скажу вам по собственному опыту, пребывание в отделении реанимации, где в каждой палате кто-то стонет, не то отдавая концы, не то с трудом выползая с того света, а кто-то шаркает по коридору, опираясь на капельницу, а еще кто-то по-стариковски храпит, пускает газы или тягостно зовет медсестру, – все это, доложу я вам, не бодрит и не прибавляет иммунитета. А во-вторых, администрация Бруклинского мемориального госпиталя не позволила Семену Гусю держать у палаты Иосифа больше двух охранников, но что такое два охранника против «быков» Сильвио Маретти, которые могли нагрянуть сюда в любую минуту? И вот, взвесив это всё, братья Гусь решили, что куда безопасней будет для Иосифа проходить реанимацию под надзором русских врачей в родном «Распутине» и под охраной всей его службы безопасности. Дома, как говорится, и стены помогают, даже если эти стены дрожат по вечерам от Любкиного канкана.

* * *

Не помню, на пятый или на шестой вечер после второго открытия «Распутина» (сразу после первого пришлось вставлять новые окна и менять люстру), так вот, на пятый или на шестой вечер, когда закатное солнце уже прятало в Атлантике свой злато-сонный лик и последние его лучи розовым протуберанцем восходили к небу, – именно в это время на оживленном Брайтон-Бич-авеню вдруг снова появился уже знакомый местным жителям кортеж из черного джипа «чероки» и бронированного серебристого «роллс-ройса».

Изумлению аборигенов не было предела:

– Нет, вы только посмотрите на эту наглость! Это же Сильвио Маретти!

Отвлекаясь от уличных лотков c горячими чебуреками и вареной кукурузой, люди стояли, разинув рты от потрясения:

– Вот сволочь! Он уже едет тут как хозяин!

– Та-ак! Сейчас в «Распутине» снова будет стрельба!

И кортеж действительно подкатил к «Распутину», по всему фронтону которого бежала яркая неоновая реклама с танцующей Любкой и ее кордебалетом.

Но, конечно, кто-то уже успел позвонить в «Распутин», и вся служба охраны во главе с самим Семеном Гусем выскочила навстречу итальянцам с оружием наизготовку.

Однако итальянские опричники дона Сильвио сделали вид, что этого оружия в упор не видят. Распахнув вместительный багажник «чероки», они извлекли огромную корзину алых роз и вчетвером понесли ее в «Распутин». И в этот момент из «роллс-ройса» вышел сам дон Сильвио Маретти со своим консольеро Захрио Муччи, оба не спеша двинулись следом за розами.

Конечно, Семен Гусь заступил им дорогу. Начитавшись Марио Пьюзи и других певцов итальянской мафии, он первым делом проверил корзину с розами. Но, кроме острых шипов, его пальцы ничего там не обнаружили, и, выматерившись, Семен выдернул из корзины свою окровавленную руку.

– А что ты там ищешь? – усмехнулся дон Сильвио.

Облизывая кровоточащий палец, Семен второй рукой принялся ощупывать карманы носильщиков этой корзины.

Дон Сильвио усмехнулся еще раз:

– Неужели ты думаешь, что я приехал сюда стрелять?

– Не знаю, – хмуро ответил Семен. – У нас нет мест, все столы заняты.

– Не все, – сказал Захрио Муччи. – Я вчера сам зарезервировал столик у сцены.

– На чье имя?

– На мое. Захрио.

Семен, поиграв желваками на скулах, принужденно уступил дорогу, и огромная корзина алых роз явилась в забитый брайтонской публикой зал как раз в тот момент, когда Любка и ее кордебалет блистательно завершали очередной коронный номер. Летели вверх голые ножки, гремела музыка, искрились струи петергофских фонтанов, дрожал под каблучками пол на сцене.

Но, к недоумению ослепленных прожекторами артисток, рев восторженного зала вдруг стих.

Это, проплывая над головами изумленных зрителей, в полутьме зала двигалась к сцене гигантская корзина с розами, а за ней с невозмутимым видом шел сам дон Сильвио Маретти.

Грянули последние аккорды музыки, кордебалет разом впечатал в пол все пятьдесят шесть каблуков, и в этот момент огромная корзина алых роз доплыла до сцены и легла точно в ноги к застывшей в поклоне Любе Гусь.

Но Люба не услышала привычных аплодисментов.

Потому что при виде дона Сильвио агенты ФБР Томас Ровенко и Стив Контелло, партнеры Иосифа Тарас Бурак и Вахтанг Рисадзе, хирург Зигмунд Краус, врач-вирусолог Сэмюэл Шварц, корреспондент «Нового русского слова» Алекс Кант и все остальные журналисты, позабыв о своих фотокамерах, застыли с раскрытыми от оторопи ртами. Потрясенный наглым появлением итальянцев, зал в мертвой тишине напряженно ждал, что будет дальше.

А склонившаяся в низком поклоне Любка Гусь все еще не понимала, в чем дело. Наконец, смертельно побледнев, она все-таки выпрямилась. И увидела, как знаменитый на всю страну глава итальянской мафии «тифлоновый» дон Сильвио, не спеша, подошел к зарезервированному у самой сцены столику, уселся за него, медленно поднял обе руки и негромко зааплодировал.

Наверное, так «соло» аплодировал Сталин балету Большого театра.

И, наверное, таким же запоздалым шквалом аплодисментов поддержали когда-то вождя зрители Большого.