Элиас

Я полностью сконцентрировалась на работе. Вспомнила первый раз, когда попала в сад, и свою злость на Элиаса за то, как он со мной общался. Вспомнила и то, как позже он зажег для меня фонари и что я чувствовала в тот момент.

Наверное, если бы я была более способной, то смогла бы передать всю гамму эмоций, через которые прошла с момента знакомства с Элиасом.

Но что я чувствовала сейчас? Во мне больше не было раздражения и обиды – лишь желание узнать, о чем он думал, пока занимался очередным проектом, сидя со мной в одной комнате. Вдыхал ли аромат моих духов? Вздрагивал ли каждый раз, забываясь и слыша шорох, когда я случайно задевала рукой полотно? Поглядывал ли украдкой в мою сторону, всматриваясь в сосредоточенное лицо и запоминая мимику? Как и я, не верил в то, что мы находимся так близко и не пытаемся вывести друг друга из равновесия?

– Я закончила.

Элиас поднялся с места и встал позади меня. Пока он молча изучал мою работу, я тяжело дышала – так, будто пробежала стометровку, а не сидела все это время на стуле.

– Недурно, – заключил Митчелл.

На очередном вдохе я задержала дыхание и попыталась понять, не ослышалась ли.

– Я ожидал, что будет гораздо хуже. Ты даже попыталась передать свет и тень, это похвально.

В груди радостно засвербило, и я поджала губы, чтобы сдержать довольную улыбку.

– Пусть остается сохнуть. Прибери за собой, пожалуйста.

Элиас вернулся к своему столу и склонился над разложенными на нем чертежами.

Я встала и принялась собирать краски. Протирая использованные кисти, посмотрела на Митчелла исподлобья. Несмотря на увлеченность работой над рисунком, меня все это время не покидала одна мысль.

– Почему ты решил перестать заниматься с Амандой?

Элиас не поднимал головы от своей работы.

– Почему тебя это так волнует?

– Она же твоя лучшая ученица.

– Этот разговор не имеет никакого отношения к нашему с тобой уроку.

Я облизала губы и вновь постаралась сосредоточиться на протирании кистей.

Вдруг Элиас начал торопливо собирать листы.

– Ты все убрала? – бросил он, не глядя в мою сторону.

– Почти. Здесь осталось только…

– Можешь идти. Я разберусь.

Меня удивила внезапная перемена в его настроении, но вместо того, чтобы пререкаться, я положила салфетки и краски на столик и аккуратно отодвинула его с прохода. Идя мимо Элиаса к выходу, я остановилась.

– Наш урок закончен. Теперь ты можешь сказать мне, что произошло с Амандой?

Митчелл выпрямился. Даже сквозь рубашку было видно, как напряглась его спина.

– Что ты хочешь от меня услышать?

– Правду.

Элиас резко развернулся, и мы оказались с ним лицом к лицу. Его скулы ходили ходуном, а глаза пылали.

– Правду? – процедил он. – Правда заключается в том, что Аманда призналась мне в своих чувствах, а я сказал ей, что люблю другую.

Зачем я спросила? Боже, зачем я только спросила? Элиас каждый раз уберегал меня от ненужных поступков и лишних вопросов, а я снова и снова не слушала его и продолжала гнуть свое. И даже сейчас…

– Ты любишь другую? – еле слышно переспросила я, глядя ему прямо в глаза.

Элиас устало вздохнул и ответил так же тихо:

– Странно, что ты так до сих пор этого не поняла.

Время растянулось. Время остановилось. Время исчезло.

Что такое время? Череда сменяющих друг друга по кругу цифр. Тиканье часов. Сыплющийся песок. Утекающая вода.

Это то, чего нам всегда не хватает. То, за что мы так отчаянно цепляемся и что нам не подвластно.

И сейчас это самое время растворилось в сдавленной грудной клетке. В подкашивающихся коленях. В пропавшем голосе. В путаных мыслях.

С неимоверным усилием я оторвалась от лица Элиаса, опустила взгляд и попыталась справиться с дрожащими губами.

– Я хочу закончить наши уроки, – произнесла я бесцветным голосом.

Элиас ответил не сразу. Я чувствовала на себе его изучающий взгляд и молилась, чтобы найти силы сдвинуться с места и уйти отсюда.

– Считаешь, что уже достаточно хорошо рисуешь?

Я качнула головой, продолжая пялиться в район его груди.

– Ты был прав. Начинать эти занятия было ошибкой.

– Для тебя или для меня? – Голос Элиаса резал ледяным лезвием ножа.

Я сглотнула.

– Для нас обоих.

Горькое признание больно ударило по вискам, вновь запуская замершие часовые механизмы. Драгоценные секунды ускорились, наверстывая упущенное, и мир вокруг начал качаться и кружиться, вызывая дурноту.

– Что-то еще?

– Я бы хотела забрать свои работы.

Митчелл выдвинул один из ящиков в столе, достал оттуда лист бумаги и оценивающе осмотрел.

– Собираешься повесить этот шедевр в своей комнате?

Это был тот самый лист, который я проткнула карандашом. Мне стало обидно – так сильно, что захотелось, чтобы было обидно и ему.

– И твои рисунки с моим изображением.

Элиас замер, все еще держа перед собой бумагу, глядя на нее и будто бы сквозь.

– Я увидела их в тот день, когда узнала про твой протез.