Эликсир Купрума Эса

— Да тише вы! Ну, дайте договорить! — крикнул Павлов. — Смотрите, что получается. Благодаря кому мы на первом месте по макулатуре? Благодаря Родьке Маршеву! А кому от этого слава? Зойке, председательнице! Так почему же нам Родьку председателем не выбрать?

Снова послышался одобрительный гул.

— Ура-а-а! Дае-е-ешь! — закричал теперь Оська.

И тут заговорила Зоя Ладошина. Заговорила, бледная, вертя во все стороны головой. Вернее, не заговорила, а почти закричала:

— Слушайте! Ну, слушайте! Ну, дайте же сказать! (Класс немножко утих.) Спросите Мухиных, спросите Барбарисову, Касаткину вот спросите… Я еще вчера говорила, что не хочу больше быть председателем. И я… я очень согласна, что нужно выбрать Маршева. Я сама за него буду голосовать. Двумя руками! Вот!.. А мне… мне это председательство вот так надоело! Вот так! Вот так! — Зоя провела ребром ладони по горлу и бросилась к выходу.

— Я не могу быть председателем, — быстро сказал Родя. — У меня другая работа есть.

Он сказал это больше для Зои, ему было неловко перед ней, но та уже хлопнула дверью.

— Верно! — согласился Дима Тарусов. — Он социологический опрос проводит.

— Какой опрос? Что за опрос? — послышались голоса, но тут вернулась учительница и попросила освободить кабинет.

Глава девятая

Весь день Роде было не по себе. Он понимал, как оскорблена Зойка, и чувствовал себя виноватым перед ней, словно это не Павлов, а он сам предложил отстранить Ладошину от председательства. Однако вечером настроение у него исправилось. К Вениным родителям нагрянуло целое семейство родственников из другого города. Они остались ночевать, а так как места в квартире не хватало, Веню «подкинули» на ночь к Маршевым. Он должен был спать в Родиной комнате на раскладушке.

В четверть одиннадцатого вечера Родина мама тихонько приоткрыла дверь в комнату сына. Свет был потушен. Ребята лежали под одеялом и тихонько посапывали. Татьяна Игнатьевна закрыла дверь и подумала: как хорошо, что ее сын так привык вовремя ложиться спать, и как хорошо, что Родин друг похож в этом отношении на него. Она не знала, что полчаса тому назад Родя предупредил Веню:

— Мама всегда заглядывает ко мне минут через пятнадцать после того, как я лягу. Посмотрит, увидит, что все в порядке, и уже больше не заходит.

Когда Татьяна Игнатьевна закрыла дверь, друзья вылезли из-под одеял и оделись. Родя бесшумно открыл окно. Подзорная труба была заранее установлена на треноге, а луна уже выползла из-за большого дома.

Друзья принялись за наблюдения. Они смотрели в трубу по очереди, сверялись с картой, называли «моря» и «океаны»… А минут через десять Родя тихо, но с сердцем сказал:

— Ну, а дальше? Что мы с этой штуковиной нового откроем? Даже больших кратеров не видно, которые на этой карте есть.

— Конечно, был бы настоящий телескоп, может, чего-нибудь и открыли бы, — неуверенно пробормотал Веня.

— Да брось ты, пожалуйста! Что мы можем открыть, если мы даже не знаем, что уже открыто, а что — нет! А потом, автоматические станции: они ведь лучше всякого астронома обследовали Луну. Даже противоположную сторону засняли.

На этом наблюдения и кончились. Родя закрыл окно, приятели снова улеглись. Помолчав, Родя заговорил вполголоса:

— Все-таки знаешь, о чем я думаю? Мне кажется, у нас нет задатков, чтобы стать учеными. Ну ладно: Круглую Отличницу дядя надоумил пустельгой заняться, Валерку с его прибором — Гена… Но ведь Салтыкова-то сама придумала внутренние часы у животных исследовать! А Тарусов сам заинтересовался, почему насекомые потолка не видят. Вот у них, по-моему, есть самое главное качество, чтобы стать исследователями. А у нас… сомневаюсь!

— Ну что ты волнуешься! Тебе сколько лет? Двенадцать! Ну, Салтыкова да Тарусов чуть пораньше нашли, чем заниматься. А ты что думаешь, все настоящие ученые с пеленок исследованиями занимаются?

Помолчали. Минуты через две Родя громко прошептал:

— Не спишь?

— Нет.

— Интересно все-таки, почему Купрум Эс был ученым, а стал обыкновенным преподавателем?

— Чего-нибудь не получилось у него с наукой.

— Как же не получилось, если он даже книжки писал? Помнишь? «Химия человеческого мозга»!

Веня не ответил. Он вдруг сбросил одеяло и сел на своей раскладушке.

— Ты что? — спросил Родя.

— Мы про окна-то забыли во дворце. Не мешает все-таки взглянуть.

Веня подошел к трубе, навел ее сквозь оконное стекло на Дворец пионеров и стал смотреть.

— В этом темно, — прошептал он. — В этом тоже ничего… Тут… Родька! Ой!!! — вскрикнул он почти полным голосом, отскочил от трубы, словно это была не труба, а гадюка, но тут же снова приник к окуляру и секунды через две снова отскочил. — Родька! Скорее! Человек! Там человек! Человек!