Хотулева Елена Григорьевна

Эликсир вечной любви

Елена Хотулева

Эликсир вечной любви

*1*

В первой, самой горячей половине лета город Аньер был, как обычно, молчалив и скрытен. Скрипучие деревянные ставни на узких окнах его коренастых каменных домов были наглухо затворены, чтобы ни один луч разоблачающего света не смог осветить то, что, озираясь по сторонам, пугаясь теней и шорохов, прятали его жители от изучающих посторонних глаз. Никто и никогда здесь не хотел делиться своими тайнами, а секреты и сплетни, передававшиеся из уст в уста, не жили дольше одного дня, умирая и рассеиваясь на влажном приморском ветру, оставляя после себя лишь гулкие отголоски неосознанных рваных фраз.

- Аньер, Аньер. Наш славный город, - шептали старики, встречаясь у ратуши, в те дни, когда с моря дул тревожный ветер.

- Аньер, город печали и слез, - сетовали женщины, не видя парусов на горизонте.

"Аньер, город снов и молчания. Лето одна тысяча триста сорок третьего года", - написал на мокром песке побережья острием своего стилета никому неизвестный путешественник, одетый в выцветший и залатанный плащ.

- Люди, души. Прошлое и стоны. Аньер... Город безответных страстей... - прошамкала старуха, ковыляя по неровным булыжникам соборной площади.

Подул ветер. Обнял, закружил и превратил в едва заметную пыль все слова, что были сказаны в звенящую пустоту улиц. Набежала волна. Одна. Другая. И вот уже от букв, написанных среди осколков белых раковин, осталась только сырая песчаная рябь. Аньер погрузился в полудрему.

*2*

- Колокольчик в моем сердце прозвонит тебе любовью... - вполголоса напевала юная золотоволосая дочь графа Омьенского, гладя тонкими пальцами шероховатую кору дикого винограда, неровной паутиной обвивавшего каменные колонны балкона.

В это тихое и затаившееся утро она думала о предстоящем волнительном разговоре с отцом, который обещал ей, следуя семейным традициям, объявить, за кого именно он решил выдать ее замуж. "Кто же, кто же? - размышляла она, разглядывая бледные прожилки на остроконечных пахучих листьях. - С кем предстоит мне жить вместе долгие годы? С кем рядом я буду молчать и от кого буду скрывать, подобно всем моим предкам, свои чувства, мысли и надежды?"

- Бригитта говорит мне, что влюблена, - прошептала она в задумчивости, как порой говорят сами с собой люди, привыкшие, что никто из близких не стремится их выслушать. - Возможно, это так... Однако... Ее влюбленность -мотылек, порхающий у яркого пламени. Стоит приблизить к нему жар правды, как он уже и сгорел. Ах, милая подруга... Посмотри на свою мать и на других матерей, которые... Которые пели песенки о любящем сердце, но порвали эти звенящие струны в суете дней... Ах...

Она вздрогнула и обернулась на дверь, которая, протяжно скрипнув тяжелыми петлями, приоткрылась и пропустила на балкон беззаботно улыбающуюся черноглазую Бригитту - старшую из пяти дочерей графа Гонье.

- Инесса, Инесса! Ты все печалишься? - воскликнула гостья, садясь на широкую скамью в тени шелестящей листвы. - Не думай о плохом, ведь день так свеж, а воздух полон солнца! Выслушай меня, Инесса, и порадуйся вместе со мной. Порадуйся. Потому что я виделась с ним вчера в соборе, и его глаза открыли мне тайну... Я любима, Инесса, а значит, в день нашей свадьбы колокола будут звонить даже на небесах!

Подруги рассмеялись, и, хотя каждая думала о своем, этот смех, еще ничего не познавшей и не изведавшей юности, на миг, как никогда прежде, сплотил их. И Инессе вдруг захотелось рассказать о том, что тревожило ее уже много, много долгих дней.

- Бригитта, знаешь... - взволнованно переведя дыхание, почти шепотом произнесла Инесса. - Я... Я пытаюсь понять, постичь или лишь представить себе, какова есть эта любовь на самом деле... И... Постой, не перебивай меня...

Она взмахнула рукой и, на миг задумавшись, сорвала виноградный лист и, крутя между пальцев его упругий стебель, снова заговорила:

- Одно я знаю точно, Бригитта. Мало кому удается это познать. Одни только слышали, другие подсмотрели, третьи почти почувствовали, но утратили... И они все скрывают правду.

- Скрывают? - изумленно приподняла брови Бригитта. - Ах, нет же. Об этом только и говорят, напевают, шепчутся. Об этом рассказывают матери дочерям, бабушки - внучкам. Зачем скрывать?

- Зачем? - Инесса, улыбнулась кончиками губ. - Я знаю зачем и почему. Я много думала, смотрела на людей в соборе, слушала обрывки слов, когда возвращалась домой после службы, смотрела в глаза тех, кто посещает наш дом, шепталась с ветром, залетающим в мое окно по вечерам...

- И что же?

- В них нет ее.

- Кого?