Елисейские Поля

— Вы удивлены, что я так изменилась? Не правда ли, и стала гораздо красивее? И все веснушки выведены, ни одной не осталось. И волосы, вы заметили, совсем светлые, почти белые. Это называется blond de lune. Вы слышали, я снова вышла замуж? За голландского банкира, вон того. — Она кивнула головой в сторону, где на фоне окна какой-то английский генерал разговаривал с седеющим высоким господином. — Мне живется очень хорошо и очень весело. И я страшно богата… — Она неожиданно сделала еще шаг и приблизилась совсем вплотную к Волкову. На него пахнуло ее духами. Духи были тяжелые и сладкие, в них чувствовался запах тубероз, и оттого, должно быть, он вспомнил о тлении, о кладбище. «Туберозы кладут в гроб», — подумал он, стараясь не вдыхать ее духов и все так же растерянно стоя перед ней.

Она вся изогнулась и придвинула свое матово-белое лицо к нему. Крыло райской птицы ее шляпы коснулось его лба.

— А правда, — спросила она шепотом, — правда, что вы Андрея сами расстреляли?

Он отшатнулся от нее.

— Нет, — ответил он, тоже понизив голос до шепота. — Нет, неправда.

Он ответил не ей, а самому себе. Он знал, что она не могла поверить. Но она поверила ему.

— Я так и думала, — сказала она просто. — Для этого надо было бы негодяем быть. — Ее глаза смотрели на него холодно и зорко. — Нет, вы не негодяй. Негодяй непременно пожалел бы и понял меня тогда… И фантазии у вас не хватило бы. Приказать, конечно, приказали, а чтобы самому, собственными руками… Нет, куда вам! — Она покачала головой и неожиданно рассмеялась, показала пальцем на его часы. — А часы? Часы все-таки с его трупа сняли. Видно, и у вас, товарищ маршал, как у многих героев Красной армии, страсть к часикам…

— Это Андрей мне сам дал. В последний вечер. Он захотел, чтобы мы с ним обменялись часами, — невнятно и хрипло объяснил Волков.

Он не понимал, зачем объясняет. Ведь этому никто не мог поверить. Но она опять сразу поверила.

— Обменялись часами? — тихо и доверчиво переспросила она. — В последний вечер? Как похоже на Андрея. Так романтично. Весь он. — Она задумалась и еще тише прибавила: — Продайте мне его часы!

Он все так же растерянно стоял перед ней, подыскивая и не находя слов для отказа.

— Ведь я не за деньги хочу купить. Деньги, я знаю, вам не нужны. Я вам выгодное дело предлагаю. Может быть, пожалеете, что не продали, да поздно будет. — Она помолчала, ожидая его ответа. — Не хотите, — начала она снова. — Боитесь, что, если отдадите эти часы, ваша жизнь, как жизнь Андрея, оборвется?

— Я не могу… Я обещал Андрею никогда, до самой смерти… — Ему казалось, что он только подумал, а не сказал это, но, должно быть, он все-таки сказал, и она слышала.

— Обещали? — удивленно переспросила она. — Ну, знаете, это пустяки. Мало ли что мы с вами обещали Андрею…

— Я не могу, — повторил он убежденно.

— Ну что же, воля ваша. — Она вздохнула и опустила голову. Тень перьев ее шляпы покрыла узорами ее лицо. — Что же, ведь я насильно не могу снять их с вас… — Голос ее вздрогнул от огорчения. — Дайте хоть послушать, как они тикают.

Она обеими руками взяла его несопротивляющуюся руку и поднесла ее к своему уху и стала слушать. Она вся вытянулась и замерла. Лицо ее было теперь еще бледнее, еще неподвижнее. В нем не было решительно никакого выражения. Оно застыло в своей сияющей неподвижности. И эта неподвижность передалась, сковывая не только его мысли, но и его движения. Он не мог ни отнять свою руку, ни отодвинуться. Он понимал, какое странное зрелище представляли они собой и как дико должна была казаться со стороны его растерянная фигура с протянутой рукой и это нелепое слушание часов.

— Так шли минуты его жизни, — сказала она, и веки ее опустились.

Она, казалось, собиралась стоять так бесконечно долго, но он не мог пошевельнуться.

— Вы его часто вспоминаете? — вдруг спросила она, и лицо ее ожило от боли, губы искривились, на лбу появились морщины. На мгновение ее молодое лицо стало старым, изуродованным страданием. — Ах, если бы можно было не помнить…

Она вздохнула. Но вздох ее сразу перешел в смех. Ее руки отпустили его руку и даже слегка оттолкнули ее. Казалось, она уже забыла, что только что слушала тиканье часов Андрея. Она снова вполне владела собой, и глаза ее снова светились холодным светом на ее молодом неподвижном лице.

Волков был просто одним из знакомых, встретившихся ей на этом приеме, и на него нельзя было тратить слишком много времени. Она улыбнулась ему светски-любезно:

— Я, право, очень рада, что мне удалось поболтать с вами.

Она кивнула, ставя этим кивком точку. И, легко повернувшись, пошла к окну, где все еще стоял тот, которого она назвала своим вторым мужем.

Волков смотрел ей вслед. Нет, это не могло так кончиться. Она не сказала самого главного. Им надо объясниться. Но о чем? И какими словами?