Элитный снайпер. Путешествие в один конец

— Господин президент, объявить Винчестер — значит, что я намерен задействовать все силы авиации, какие только потребуются, пока не будут уничтожены все силы ХИК и Талибан в долине Панджшер… но деревня Базарак задета не будет. Это означает не только позволить устранить противника, угрожающего нашим бойцам и союзникам на земле, но и уничтожить увеличивающиеся войска противника в долине Панджшер.

Кутюр взглянул на майора и, прикрыв трубку рукой, разрешил бомбардировщикам начать авиаудары.

— Вы отдаете себе отчет, генерал, — спросил президент, — что подобные авиаудары повлекут за собой необратимые изменения в отношениях между ХИК и Карзаем в парламенте Афганистана?

— При всем уважении, господин президент, политические трудности президента Карзая — не моя забота. Меня сейчас беспокоит жизнь наших солдат и союзников, которые помогли спасти уорент-офицера Брукс. Каким будет ваш приказ, сэр?

Кутюр ждал ответа президента, задумчиво глядя на экран, где «B-52» бомбили устье каньона. Взрывами бомб по долине разбрасывало части грузовиков и людей. На месте снарядов оставались черные зияющие кратеры.

— Генерал Кутюр, — ответил наконец президент. — Я даю вам полномочия использовать любую боевую единицу ВВС, которой мы располагаем на этом полушарии — от Диего Гарсии до Лондона. Более того, я звоню председателю комитета начальников штабов предупредить, что у вас есть все основания использовать любую поддержку — пехоту, ВВС и ВМФ. Но поймите меня, генерал: если вы решили поднять операцию до такого уровня, вы должны быть уверены, что сможете вытащить оттуда союзников и бойцов живыми. Если не сможете, я не приму извинений. Понятно? Я дал вам все, что вы просили.

— Спасибо, господин президент. А теперь извините, мне нужно командовать сражением.

— Хорошо, генерал. Удачи.

Кутюр повесил трубку и повернулся к остальным.

— Объявлен Винчестер! Сейчас в воздух поднимутся «А-10»[107]. Приготовьтесь отправить «B-1»[108]

c Диего Гарсия — я хочу угостить нашу цель сверхзвуковыми бомбардировщиками! — Он ткнул пальцем в экран. — Наша задача — сохранить союзникам жизнь. Понятно? Все до единого должны выжить! А теперь за работу — связывайтесь с экипажами, пилотами, командирами! Со всеми! Все должно пойти по плану! Мы забираем этих местных жителей из долины Панджшер!

Все схватились за телефоны.

Кутюр присел на край стола неподалеку от капитана Меткалфа.

— Я чуть не расплакался, когда они убили всех лошадей, Глен. Это напомнило мне времена моего дедушки в битве за Коррехидор[109] в 1942 году.

Меткалф задумчиво потер подбородок.

— Ваш дедушка был кавалеристом?

Кутюр кивнул.

— И ему пришлось однажды съесть лошадь… он помнил об этом до самой смерти.

66

Афганистан

Панджшерское ущелье, Базарак

Гил стрелял одиночными из автомата «АК-47», когда каньон стали бомбить. Ударные волны, пронизывая стенки каньона, отражались, прокатывались в стороны. Гил с Кроссвайтом спрятались за трупами лошадей, спасаясь от несшихся валунов размером с ананас. Пилоты бомбардировщика «B-52» вели себя грамотно: снаряды сбрасывали внимательно и осторожно, стараясь не задевать своих. Хотя авиаудары уничтожили большую часть боевиков ХИК и Талибан, пришедших с севера, некоторые все еще сопротивлялись и вели перестрелку с таджиками.

— Не уверен, что смогу идти! — прокричал сквозь грохот Кроссвайт. — У меня вывихнут тазовый сустав.

Гил вспоминал «адскую неделю», которую он пережил, будучи новичком. Это было пять с половиной дней унижения и боли во время тренировок в холодной воде. Это необходимо было пройти на начальном этапе обучения в SEAL, чтобы доказать, что ты способен выдержать такие испытания. Гил угадал по взгляду Кроссвайта, что тот начинает сдавать. А время шло. У каждого человека есть предел. Он был и у Гила. И хотя Кроссвайт по сравнению с ним был не так сильно ранен, Гил видел, что Кроссвайт достиг своего предела. И в этом не было ничего постыдного. Если бы не Кроссвайт, Гил бы давно погиб. Предел человеческих сил не зависит от того, лучше человек или хуже. Он просто зависит от запаса воли. И Шеннон знал: ему придется навязать эту волю Кроссвайту, чтобы тот не сдался у финишной черты.

Гил глубоко, болезненно вдохнул, наполняя воздухом пораженное легкое, и с усилием поднялся на ноги. Кроссвайт вытаращил глаза, когда тот шагнул к нему и протянул руку. Они оба истекали кровью от многочисленных ран, кровь и грязь так раскрасили их лица, что и матери их не узнали бы.

— Нет, дружище, в колокол бить я тебе не дам, — сказал Гил, напоминая о позорном латунном колоколе, до боли знакомом каждому «котику» по тренировкам. Бить в колокол означало то же, что и бросить полотенце: признать в себе слабака. — Дай руку, братишка. Пойдем, посмотрим, чем окончится бой.