Элиза и ее монстры

Он тоже никогда не просит меня показать мои оригинальные работы. Иногда я уверена в том, что по той же самой причине. Но в другое время гадаю, а не безразличны ли они ему. Что, если, как и большинству фанатов «Моря чудовищ», ему неинтересно, есть ли во мне что-то еще.

«Море чудовищ» процветает. Минимум пять страниц в неделю, а то и целая глава, если я в ударе. Макс, когда он в Интернете под именем Кузни_Ришта, вынужден особенно много сражаться с троллями. Эмми приходится подключаться каждую пятницу и следить за сайтом, чтобы он не упал. По понедельникам и средам в три часа у нас каждые две недели проходит обязательная чат-сессия, где мы не упоминаем «Море чудовищ», а разговариваем о том, как Эмми заканчивает свой первый год в колледже («Я еще жива»), и о том, как Макс относится к своему новому боссу («сущий демон»).

Выходные я посвящаю Уоллису. Субботы мы проводим с Коулом и Меган, если она может присоединиться к нам, а также с Лис и Чандрой – по компьютеру, если они доступны. Встречаемся мы не всегда в «У Мерфи». Иногда идем играть в боулинг в «Блю-лейн». Как-то мы пошли в парк за нашей школой, где Уоллис и Коул учили меня бросать крученый мяч, а затем по очереди бегали с Хэйзел на плечах, а я тем временем объясняла Меган, как рисовать карандашом пейзаж – большое поле и лес вдали. Спустя какое-то время я вручила ей бумагу и карандаш и лишь давала указания, а рисовала она сама.

– У тебя действительно здорово получается, – говорит она, заправляя за ухо прядь волос и косясь на деревья. – Я хочу сказать, ты хорошо умеешь учить.

– Правда? Несколько лет тому назад я пыталась заниматься со своими братьями, и они обозвали меня злюкой.

– Нет, ты не злюка, – рассмеялась Меган. – Просто немного строгая. Но это хорошо.

Хэйзел радостно визжит. Уоллис поднял ее высоко над головой, будто она сидит в самолете, а Коул притворяется вражеским самолетом, который она должна сбить.

Я больше не называю их «друзья Уоллиса». Они наши друзья. В первую очередь и все еще в основном его, но уже и мои. Я беседую с ними на форумах под ником Таящаяся, даже если Уоллис в этих беседах не участвует. Для кого-то, может, все это и пустяки, но для меня значит очень много.

Когда я не с ними или не общаюсь с Эмми и Максом или с Уоллисом, то присматриваюсь к себе. Стараюсь удостовериться, что не ушла в работу с головой. Но с пятью страницами в неделю это легче сказать, чем сделать. Особенно потому, что комикс уже близок к завершению. Если я все рассчитала правильно, то закончу его к выпуску из школы. Может, я даже не пойду на церемонию вручения диплома, а буду сидеть за компьютером и сама выкладывать заключительные страницы «Моря чудовищ», и планировщик тогда не понадобится.

Я знаю, как все закончится. Как закончится история. Предвижу реакцию фанатов.

Это будет великолепно.

Затем в школе появляется номер «Уэстклиффской звезды», посвященный выпускному.

Эта газета каждый год подробно освещает всего две темы. Первая, разумеется, это Уэллхаусский поворот. Вторая – выпускная церемония в Уэстклифф-Хай. Родители пишут краткие заметки о своих детях-выпускниках и присылают их в редакцию, и газета печатает их с самыми ужасающими фотографиями, какие только может найти, и все в школе читают это и смеются над детьми, уничижительные моменты из жизни которых смакуют родители других детей.

Мои папа с мамой готовились к этому событию с того самого дня, как мы вернулись из весеннего похода. Они говорят, мне понравится то, что они напишут. Очень понравится.

Когда я прихожу утром в школу, класс миссис Граер весь завален «Уэстклиффской звездой», и все читают ее. Я хватаю номер, меня переполняет страх, по спине бежит пот. Ну, давайте взглянем, что такого травматического написали обо мне родители – теперь все могут прочитать про гадкую Элизу. Я направляюсь к своему стулу.

Меня сопровождает взгляд миссис Граер. Она исключительно прямо сидит на своем месте, глаза широко открыты, перед ней развернутая газета. Обычно она не смотрит на меня вот так, значит, я чем-то измазала лицо, либо родители действительно понаписали что-то такого, чего не следовало писать. Боже, вдруг они поместили мою фотографию в младенчестве? Может, они рассказали какую-нибудь историю из тех времен, когда я изо всех сил пыталась ударить по мячу для соккера и так жестоко промахнулась, что плашмя упала на землю.

Спешу к моему столу, сажусь, сняв рюкзак, и раскрываю газету. Перелистываю страницы, и руки у меня дрожат: рассказы о детстве, сломанных руках и бейсбольных играх, школьных постановках и днях рождения. Они следуют в алфавитном порядке, а я умудрилась пропустить свое имя и теперь листаю газету назад. Вот она я. Ужасная школьная фотография – я в седьмом классе, у меня сальные волосы, и брекеты, и самая настоящая водолазка. Водолазка типа тех, которые носили в шестидесятых. Мои родители никогда не были великими писателями, но сумели настрочить целый параграф.