Елизавета I

У всех еще, а у самой Елизаветы в первую очередь, на памяти был 1562 год, когда выжила она каким-то чудом. Когда среди детей, живших неподалеку от Вестминстера, распространилась оспа, королева из страха подхватить заразу немедленно оставила дворец да и вообще избегала появляться в местах, где эпидемия распространялась чаще всего. В прошлый раз она заболела в Хэмптон-Корте, и, хотя, «не желая, чтобы он пришел в полный упадок», время от времени туда наведывалась, ее тревожило какое-то суеверное чувство, так что с тех пор Елизавета старалась сократить свое пребывание там до минимума.

Сколь бы решительно, прибегая к самым сильным выражениям, Елизавета ни отстаивала свои прерогативы на парламентской сессии 1566 года, нездоровье ее было очевидно, и парламентарии не могли этого не заметить. Это была всего лишь третья сессия за годы ее царствования. Главным итогом первой, собиравшейся семь лет назад, стало утверждение королевской власти над церковью и отказ от католицизма, возрожденного в годы правления Марии Тюдор. Вторая (1563) была в принципе посвящена налоговой политике, но у обеих палат хватило решимости поднять и вопрос о престолонаследии, что привело королеву в сильное раздражение.

И вот теперь по-прежнему нерешенный вопрос этот заставил парламентариев приложить всевозможные усилия, чтобы побудить свою государыню к каким-то шагам. Только возможности эти были невелики, ибо в середине XVI века парламент занимал совершенно подчиненное по отношению к монарху положение и права его были чрезвычайно ограниченны. Сами сессии собирались и распускались исключительно по воле королевы; принятые законы вступали в силу лишь после ее одобрения. На самом деле власть была сосредоточена в королевском Совете, ибо парламент собирался, как мы видим, крайне нерегулярно, да и когда собирался, заседания его проходили под бдительным присмотром советников, занимавших в зале самые почетные места.

Доныне Елизавете удавалось держать парламент в узде путем использования предоставленных ей законом и традицией властных полномочий. Она накладывала вето на законопроекты, она следила за тем, чтобы выборный спикер палаты общин в любых спорных вопросах занимал сторону короны, она даровала свободу слова парламентариям только на том условии, что они неизменно будут оставаться верными долгу, а долг состоял в почитании и уважении королевского звания. При малейших попытках нарушить это условие Елизавета призывала спикера и примерно его отчитывала, почти прямо давая понять, что может и вовсе лишить парламентариев этой самой свободы слова да и иные, посуровее, меры принять в случае неповиновения и изменнических высказываний.

Тем не менее, хотя оппозиции в парламенте королеве опасаться не приходилось, в решении финансовых вопросов, особенно если речь шла о непредвиденных расходах, она вынуждена была считаться с позицией членов обеих палат, и вот осенью 1566 года парламентарии, преисполненные отчаянной решимости разобраться наконец с вопросом о престолонаследии, замыслили пустить в ход все имеющиеся в их распоряжении финансовые рычаги давления на королеву.

Не далее как несколько месяцев назад все были напуганы очередным тяжелым заболеванием Елизаветы. Лихорадка, замечает один современник, трепала ее так сильно, что в великий страх пришла вся Англия, ожидая неизбежного конца. Елизавета снова выкарабкалась — но надолго ли? Чтобы не ввергнуть страну в хаос, она на случай повторения подобного должна назвать имя либо будущего своего супруга, либо наследника трона. Таково было общее мнение парламентариев, готовых, дабы побудить королеву сказать-таки свое твердое слово, даже к тому, чтобы пойти на понижение налогов.

Ситуация тогда особенно обострилась, ибо к 1566 году все три основные претендентки на трон уже вступили в брак: Мария Стюарт вышла за Дарили, Екатерина Грей — за сына Эдуарда Сеймура, а Мария Грей, «эта коротышка, карлица и уродина», соединилась всего лишь год назад с начальником королевской гвардии Томасом Кейсом. Брак этот, по словам Сесила, несчастный, немыслимый и даже комический был, ко всему прочему, тайным.